§ 94. Свидетельство Матфея
Здравомыслящему человеку достаточно услышать, что первосвященники и книжники на следующий день после распятия приходят к Пилату, говорят ему, что помнят, что казненный при жизни говорил, что воскреснет через три дня, просят поставить стражу у гроба, чтобы ученики не украли его тело и не сказали потом, что он воскрес; что стража была поставлена правильно, но в ужасе убежала, когда ангел пришел отвалить камень от гроба; что солдаты побежали к священникам, но были подкуплены ими, чтобы сказать, что ученики украли тело — достаточно услышать все это, чтобы понять, что Матфей ничего замечательного не придумал. Не говоря уже о том, что Иисус говорил о своем воскресении только ученикам в узком кругу, а римские солдаты скорее должны были бежать к своим римским капитанам, чтобы доложить. Намерение евангелиста противостоять слухам иудеев, — с которыми он прямо борется, — про то, что ученики украли тело Иисуса, слишком бросается в глаза. Первосвященники должны были с самого начала бояться того, что только потом стало иудейским предательством.
И совсем маловероятно, что подобная иудейская легенда была широко распространена во времена Матфея. Возможно, только, что только от отдельных евреев, то тут, то там, Матфей слышал некие сведения, которые настолько его обеспокоили, что он сел и придумал этот эпизод.
Однако, он не только неуклюже сформулировал, но и внешне нарушил связность всего сообщения. Переговоры священников с Пилатом отделяют рассказ от того места, где женщины наблюдают за погребением тела Иисуса, и где сразу же должно следовать, что они пошли к гробу утром после субботы. Поскольку Матфей не особенно умеет соединять отдельные эпизоды, и особенно потому, что ранее так неуклюже сказал: «в день утренний, который наступил после дня приготовления», впоследствии он так неуклюже и заумно вставляет упоминание о субботе, говоря: «поздно в субботу», он вынужден также указать более раннее время: «когда рассвело в первый день после субботы», женщины пошли к гробу.
Переговоры священников с бежавшими воинами не только отделяют запись о том, что женщины отправились принести ученикам благую весть, от того, что за ней следует, но и виноваты в том, что женщины вообще не принесли весть ученикам. Они отправляются в путешествие в Галилею без того, чтобы Матфей додумался сделать им приглашение через женщин.
Это наблюдение также противоречит внутреннему замыслу данного отрывка. Неверующий не может быть свидетелем воскресения.
Но также не может быть и верующего! Матфей представляет дело таким образом, что в тот самый момент, когда женщины приходят к гробу, с неба сходит ангел с землетрясением, отваливает камень от гроба и садится на него. Неуместно, что ангел отваливает камень — как неудобен этот прагматизм, о котором Марк еще ничего не знает; Марк прикрывает этот вопрос, — который, если рассматривать его серьезно, очень мелок, — полным туманом, так что теперь дело скорее сводится к тому, что камень, когда пришло время, сам собой освободил место для Воскресшего. Неуместно, чтобы стражники и женщины теперь видели воскресение и воспринимали сверхчувственный, таинственный процесс как чудесное явление.
Но они этого и не видят. В тот самый момент, когда ангел обращается к женщинам и говорит им: «Он воскрес», то предполагает воскресение как уже случившееся, т. е. Матфей снова списывает у Марка.
Матфей проработал еще один эпизод: когда женщины спешат домой к ученикам, их встречает сам Иисус и дает им приказ сказать ученикам, чтобы они пришли к нему в Галилею. Неуместное излишество! Тем более что Иисус уже назвал Галилею точкой объединения после воскресения, и тем более неуместно, что Он снова дает женщинам то же повеление, которое они только что получили от ангела. Но Матфей в этот момент не вспомнил, что Иисус уже говорил об этом ученикам. Слова ангела «как он сказал вам», Мк. 16, 7, он заменил на другое: «вот, я сказал вам», потому что не знал, как сразу истолковать слова Марка, и теперь сам Иисус должен был явиться и дать женщинам это поручение.