Ну, так объявите хотя бы евангелистов самозванцами, вскричит апологетика, направляя свой пыл против них. Ведь вы утверждаете, что эти, как вы их худо-бедно называете, взгляды порождены формирующимся самосознанием.
Мы просим молчать! Мы не ругаем, мы исследуем и развиваем, и тот, кто хочет говорить между делом, должен, прежде всего, спокойно войти в это развитие. Где же мы «утверждали», что эти взгляды — произведения самосознания? Мы это доказали. Так вступайте в доказательство, приводите другое, только не идиомы, и ни в коем случае не говорите, что мы объявляем евангелистов самозванцами. Разве мы сказали что-нибудь подобное или дали хоть малейший повод для этого, чтобы можно было предположить, что мы внутренне придерживаемся этого мнения или, если честно признать все последствия, что мы должны его придерживаться?
Нет! Когда мы используем категорию самосознания, мы не имеем в виду эмпирическое «я», как если бы оно сформировало эти взгляды из своих идей или произвольных комбинаций, — напротив, если бы оно захотело сделать попытку, оно позволило бы ей остаться красивой и вскоре отказалось бы от своей бесцеремонности. Как Вы думаете, возможно ли, чтобы даже самый образованный человек нашего времени создал религиозно-исторический цикл, подобный предыстории Луки, или представление, подобное звезде волхвов у Матфея? Художнику, историку и философу нашего времени предстоит решать другие задачи, постигать прошлое, но не практиковать.
Непосредственное «я», а также образованное самосознание, относящееся к действительности совсем другим сознанием, а именно критическим, и все аналогии и рефлексии, взятые из них, остаются вне игры.
Мы имеем здесь дело только с религиозным самосознанием на стадии его творческого развития. Само по себе оно есть самосознание, в котором еще элементарно скрыт его мир всеобщего. Но как дух, и особенно как религиозный дух, оно есть движение и импульс к выделению себя из своего мира всеобщего; оно должно выделиться из него, чтобы соотноситься с ним как реальное сознание, а кто может осуществить это выделение и реальное творчество? Кто еще, кроме него самого? Но в этот творческий момент оно не знает, что оно само есть существенная деятельность; мы признаем его таковым, а не оно само. Как религиозное самосознание, оно глубоко захвачено содержанием, оно не может жить без него, без его постоянного представления и производства, ибо обладает в нем опытом собственной детерминированности. Но как религиозное сознание оно в то же время постоянно отличает себя от своего сущностного содержания, и как только оно его развивает, так и в тот же момент, когда оно его развивает и представляет, оно рассматривает его как реальность, которая существует над ним и помимо него как абсолют и как его история для себя.
Это различие усиливается тем, что данное конкретное религиозное самосознание получило импульс для своего первого возбуждения извне, через познание данного исторического лица, и не может даже вступить в существование, пока оно не станет уже верой в того, кто открыл ему его всеобщий мир. Если, следовательно, оно хочет изобразить свое собственное прогрессивное развитие, возрастающий опыт своего внутреннего содержания, то это содержание уже стало внутренней детерминацией его личного принципа, и для того, чтобы изобразить его, оно невольно вынуждено вводить новые элементы в историю своего хозяина. Эти нарастающие дополнения к первоначально данному рассказу будут для него столь же безусловно историческими, как и сам рассказ, переданный ему впервые. Вера в эти произведения подкрепляется еще и тем, что средства стимуляции, которые они вызывали, и первые материалы, которые для них использовались, были опять-таки даны извне и даже общей верой общины. Исторические образования, которые поставляет это творческое самосознание, должны казаться ему тем более достоверными, что в их душе заложены первые простейшие религиозные категории, противопоставление божественного и человеческого, и религиозное представление об исторической связи. Те стимулы, категории и размышления об историческом контексте, которые послужили формированию евангельской предыстории Луки, были подробно представлены выше.