Концепция священной истории Вайса и его критика протестантской историографии — это образ и свидетельство его позитивной философии. От всех других философов этой философии Вайса отличает детский и во всех случаях всегда стимулирующий характер его исследований[2], его критический взгляд и живость, с которой он, как, например, сразу после публикации работы Штрауса, — качества, благодаря которым мы сразу же после публикации работы Штрауса, — качествам, которым мы обязаны превосходнейшими обсуждениями его работы по истории протестантизма, поразительными и удачными замечаниями, первым — хотя еще не во всех отношениях победоносным — разъяснением против гипотезы традиции и особенно его разъяснением истории протестантского детства, правильным и исчерпывающим в главном. Но этими рассуждениями и открытиями мы не обязаны его позитивной философии; они были сделаны без его ведома и воли. Однако все остальное, что обозначает точку зрения Вайса, возникло из этой философии, ее отпечатка и точки зрения как этой позитивной еще апологетики. Как эта философия противостояла системе Гегеля тем, что удерживала для нее значение позитивного, данного и реального, так и критика Вайса протестантской историографии остается с эмпирически данным как с последним, чем нужно успокаивать себя, когда он признает в сочинении Марка и сборнике изречений Матфея два столпа Геркулеса, которые ставят перед критикой ее цель. Эти две точки считаются неподвижными, творческое самосознание в них не участвует, а критика не имеет над ними власти. Как позитивная философия считает ограниченную личность последней и высшей, так и соответствующая ей критика успокаивается, придя наконец к личности, которая ручается за ничтожность данного, так же как она считает себя вправе вывести из природы данного факта личного творца. Петр рассказал это Марку, Петр даже пересказал кое-что словами самого Иисуса, а Марк воспроизвел для нас те же слова, Матфей, наконец, сохранил для нас целый ряд изречений и высказываний Иисуса в своих притчах, а первый синоптик добросовестно воспроизвел их для нас: кто хочет более надежного личного поручительства? Даже в некоторых повествованиях о чудесах мы все еще имеем символическое представление, которое сам Иисус сформировал, чтобы обратить внимание своих учеников на природу Сына Человеческого: таким образом, даже здесь, где, по мнению штраусианских критиков, они наверняка найдут откровение содержательной традиции, Вайс находит неопосредованную работу личности Иисуса.
Часть аргументации Вайса, а возможно, и эта часть со всем ее основанием, уже опровергнута Вильке в его работе — память о которой будет бессмертна! — опровергнута и низвергнута. Мы говорим «возможно»! Это несомненно: после тщательного доказательства, которое Вильке предоставил Зассу, что первый евангелист использовал и копировал не только писания Марка, но и Луки, ему понадобилась лишь одна страница для краткого объяснения фактов.
Страница для краткого изложения факта, что: Нагорная проповедь первого синоптиста была «расширенной версией Луки». Таким образом, Вильке наносит смертельный удар по гипотезе о том, что сборник изречений апостола Матфея использовался первым и третьим синоптиками, поскольку именно в написании первого из них можно было бы найти наиболее достоверные следы этого сборника, если бы он действительно когда-либо существовал. Вильке также с правильной последовательностью переходит к утверждению, что сборник изречений, подобный тому, который «Папий упоминает как написанный Матфеем, сам по себе не существовал, но окончательного доказательства он еще не представил, поскольку не показал, откуда у Луки взялись изречения, которыми он обогащает сочинение Марка».
В остальном Вильке, чья работа появилась одновременно с трудом Вайса, закрепил навечно открытие последнего, что Евангелие от Марка использовалось и копировалось с двух других с необычайной тщательностью: в тот момент, когда было сделано это необычайное открытие, Вильке дал последнее доказательство.
В этой странной встрече следовало ожидать, что Вильке в тот же момент доведет до конца и полемику, которую Вайс с такой радостью открыл против гипотезы традиции.
2
Наиболее удачными являются комментарии по поводу сообщения в четвертом Евангелии о том, что Иисус крестил Иисуса — сам Вайс говорит, что кардинальный момент критики заключается в решении этого вопроса, который он решил — и яркой дискуссии об отношениях с Иисусом Крестителем. Просто решив эти два вопроса, Вайс дал новую жизнь критике и дал толчок, который, если его правильно направить, приведет к окончательному итогу.