Тем самым полностью решается прежний спор критиков и апологетов о том, нужно ли было такое грандиозное чудо для того, чтобы личность, которая уже была Сыном Божьим по рождению, стимулировала свое самосознание. Когда Марк писал, что Святой Дух сошел на Иисуса при Его крещении, еще не существовало теории, которая могла бы сделать излишним или предосудительным такое объяснение того, как Иисус был посвящен в Свою работу и наделен небесными силами. Крещение представлялось наиболее подходящим случаем для того времени, когда мессианское самосознание в Господе пробудилось от призыва с небес и ему была передана сила Святого Духа. Впоследствии, конечно, когда Иисус стал Богомладенцем, должно было ощущаться противоречие, которое заключалось бы в том, что Святой Дух сошел на Господа только в момент Его рождения: Лука, по своему обыкновению, оставляет обе стороны противоречия рядом, но Матфей, рефлексирующий прагматик, сводит их вместе и старается снять возражение, насколько это было в его силах. Наконец, четвертый евангелист, для которого Иисус — это Логос, ставший плотью, должен был приложить максимум усилий, чтобы уничтожить противоречие, и он действительно сделал все возможное. Он даже не говорит прямо, что Иисус крестился; он лишь позволяет догадаться об этом факте после долгих недомолвок, после того как он сделал водное крещение Иоанна простым средством, с помощью которого он мог найти месста, а чудесное явление при крещении Иисуса, естественно, должно было быть рассчитано на бегуна и только на него, чтобы он мог быть уверен, что в нем «обитает» Святой Дух.
§ 14. Искушение Иисуса.
1. Библейское повествование.
В то время, говорит Матфей, Иисус был отведен Духом в пустыню, чтобы быть искушаемым от дьявола. «Евангелист видит дело таким образом, что крещение и искушение — события взаимосвязанные. Марк опередил его в этом соединении двух событий: сразу после крещения, согласно его рассказу, Иисус вошел в пустыню, и Лука сохранил ту же связь двух событий, когда говорит, что Иисус вернулся от Иордана и был отведен в пустыню.
Когда Матфей говорит, что Иисус был веден в пустыню Духом, он имеет в виду, что Господь следовал высшей необходимости, точнее, был движим ею, и движущий Дух для него — Божественный. Целью, с которой Иисус был уведен в пустыню, является его искушение от дьявола; но если предполагается, что это было непосредственно целью божественного духа, который вел Иисуса, то возникает сложный и с апологетической точки зрения безответный вопрос о том, как божественный дух мог прийти к такому намерению. Ведь Богу не нужно было вводить Иисуса в испытания, если Он хотел знать, пройдет ли Он их, поскольку Он мог знать, что Тот, Кого Он только что назвал Своим возлюбленным Сыном, будет недоступен для искушений; или, если понятие искушения правильно понимать как внутреннее сплетение субъекта с силой зла, то Божественный Дух должен был предположить, что Мессия должен испытать противоположность своему долгу в виде соблазнительного явления в своем внутреннем существе — намерение, которое никогда не может быть приписано в качестве такого прямого намерения Божественному Духу, который всегда имеет в виду только добро и без диалектических обходов через зло. Поэтому апологет будет знать, как благодарить нас, если мы напомним ему, что только Матфей изображает искушение как прямое намерение Духа, и если мы покажем ему, как евангелист пришел к такому изображению. Он — последний, прагматик среди синоптиков, и поэтому он хочет не просто скопировать информацию, которую он нашел в трудах своих предшественников, но объяснить ее и поместить в ее внутренний контекст. Так, у Луки и Марка он читает, что Дух погнал Иисуса в пустыню, да, как говорит Марк, вытолкнул Его, но Господь был искушаем в своем уединении, поэтому, заключает он, это искушение было намерением Божественного Духа, когда Он погнал Иисуса в пустыню. Лука и Марк по-прежнему излагают дело так, как если бы пребывание в пустыне стало поводом для искушения. Мы далеки от того, чтобы утверждать, что рассказ Матфея полностью ошибочен, как если бы они также не считали, что искушение уже было задумано Духом, когда Он вел Иисуса таким образом, что Он мог подвергнуться ему: но они еще не осмеливаются серьезно отнестись к этому размышлению и представить искушение явно как прямое намерение Духа; они скорее так далеко отстоят друг от друга, что искушение представляется только как косвенное следствие водительства Духа. Лука даже не осмеливается представить Духа Святого как непосредственно действующий субъект и независимый от личности Иисуса; он лишь говорит, что Иисус вернулся от Иордана, исполненный Духа Святого, и был веден в Духе в пустыню, т. е. Дух действует не как чуждая субъективность, а как внутреннее, движущее воодушевление Иисуса. Наконец, Марк доказывает свою беспристрастность и оригинальность изложения, когда ставит оба события — водительство Духом и искушение — рядом, но в то же время разделяет их таким образом, что первое лишь косвенно следует за вторым. «И тотчас, — говорит он, — Дух повел Его в пустыню, и там Он был в пустыне сорок дней, искушаясь от сатаны».