Вот почему необходимо вернуться к, казалось бы, давно истлевшему наследию оптинского старчества, взять на себя утомительный труд перечитывания сочинений старцев Оптиной пустыни и посвященных им работ церковных историков. Как говорил Герцен, начало премудрости — в уважении к истине. А поиски истины заставляют обратиться к фактам. Попробуем, опираясь на фактический материал, разобраться в идеологических основах православного монашества, в институте старчества и его роли в социальной и духовной жизни русского народа.
Оптинские старцы оставили после себя многотомную переписку, которая органически вошла в традицию монашеской аскетической литературы. Во всех этих сочинениях мы найдем пространные выписки из творений отцов церкви, житейские советы, жалобы на телесные недомогания, описания встреч с бесами и богородицей, рассказы о своем времяпровождении и многое другое. Вместе с тем по письмам оптинских старцев, если пристально изучить их содержание, можно понять, к какой жизни призывали старцы народ, какова социальная роль монашества, его мировоззренческие и нравственные принципы,
СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ МОНАШЕСТВА И СТАРЧЕСТВА
Монашество. Монашество — особая группа лиц, посвятивших себя аскетическим «подвигам» и ушедших от мира во имя достижения религиозного спасения6. Оно сложилось как продукт эволюции христианства в результате действия ряда общественно-экономических, исторических и социально-психологических факторов. Кризис рабовладельческого общества не только порождал потребность масс в фантастическом, религиозном преодолении своих земных тягот, но и формировал у некоторых людей особый склад мироощущения, который включал отказ от общепринятых ценностей, отвращение к «мирскому», уход во внутренние переживания, а нередко и аскетический энтузиазм. Такое мироощущение могло привести человека к асоциальному поведению, к разрыву связей со своей общественной средой. Уже в III в. появилось немало анахоретов (от греч. «анахоретес» — отшельник), удалявшихся в пустынные места, и людей, ведущих дома аскетическую жизнь в одиночестве или небольшими группами.
Такие настроения в немалой степени поддерживались идеями и представлениями, на основе которых формировалось раннее христианство. Достаточно вспомнить в этой связи не только ессеев, но и стоиков, в учениях которых в эпоху кризиса рабовладения господствовали настроения мировой скорби, разочарования и наклонность к аскетизму.
Первоначальное христианство, будучи движением угнетенных, побуждало наиболее фанатичных своих последователей к отказу от имущества и общественного положения, бегству от «мира» и ожиданию второго пришествия. С уменьшением надежд на немедленное наступление царства божия на земле акцент в христианском учении переносится на достижение индивидуального спасения, средством к которому считается аскетическое подвижничество, «сораспятие Христу» при жизни. По мере того, как христианские общины изменяли свой социальный состав, шли на все более тесный союз с власть имущими и приспосабливались к существующим порядкам, экзальтированные фанатики, составлявшие раньше наиболее активную часть раннехристианских общин, вытеснялись из руководства. Люди такого склада содействовали созданию ригористических сект7, становились основателями монашества, которое впоследствии превратилось в специальный институт в рамках церкви. Благодаря тем, кто всецело предался религиозной жизни и аскетическим подвигам, в том числе таким диковинным приемам самоумершвления, как затворничество, молчальничество, столпничество и юродство, монашество оказывало огромное влияние на суеверные массы. И церковь пользовалась этим. К IV в. она превратилась в организацию, выражавшую интересы имущих классов, и вступила в прочный союз с государственной властью. Хотя монахи были довольно-таки неуправляемыми, так как руководствовались прежде всего субъективными мотивами, выдававшимися за указания самого господа бога, церковные руководители сознавали важность монашества для усиления религиозных настроений, организации религиозной жизни христиан и для укрепления авторитета иерархии. Используя различные приемы от компромисса и признания части учения аскетов до идеологической демагогии, церковь сумела подчинить себе монашество, приспособить его к своим потребностям и извлечь из этого значительную выгоду. Включение в церковь монашества позволяло, например, оправдать уже сложившуюся практику признания церковью собственности, богатства, так как идеалы нестяжательства можно было объявить не только сохраняющимися, но и проводящимися в жизнь монашеством. Таким образом, монашество как бы спасало церковь от вопиющего противоречия ее практики с евангельскими принципами.