Выбрать главу

Монашеская идеология и светская культура. На этот вопрос не может быть неоднозначного ответа. Защитники «благочестия», как мы видели, хотели лишить русский народ права на элементарное образование. Реакционеры не жалели красноречия для охаивания воскресных школ, организованных для трудящихся последователями Герцена, Огарева, Чернышевского и Добролюбова. «Скажите, однако ж, господа передовые современности, что за крайняя необходимость для простого народа в особенном образовании, даже во всеобщей грамотности? Мы знаем, что для веры и спасенья много знания не нужно...» (Домашняя беседа, 1862, № 14, с. 318). «Образование простого народа выше его потребностей и несообразна с обстоятельствами его жизни», — говорили люди, обладавшие излишками материальных благ, созданных трудовым народом. Народу внушалась мысль об особом достоинстве его положения. «Истинный, вполне образованный христианин всегда вполне доволен своим у бога жребием и достоянием, — писал и священник Твердынский, — не с гневом и ропотом, а с благополучием и даже с благодарностью он переносит все несчастья и самые страдания в жизни» (Домашняя беседа, 1863, № 35, с. 36).

Любой человек, образованный вне рамок церкви, представлял опасность для нее: знания содействуют прорыву догматических границ православия, более того, они могут стать началом «заразы» (Макарий) духом свободомыслия. В письме к Н. Леонтьеву Амвросий писал, что образованные «неудобно веруют и нелегко смиряются, надымаясь научным знанием». Он даже название придумал для этих людей; «образованники». «Лукавый покорных себе образоранников и возбуждает против монашествующих», — писал он, намекая на бесовский характер светской образованности.

Когда знакомишься с образцами сознания и поведения, навязываемыми старцами трудящимся, которых они отгоняли от чистого источника общечеловеческой культуры, невольно вспоминаются их современники, относящиеся к русскому народу с огромным уважением, стремившиеся помочь ему овладеть подлинной культурой. Достаточно взять в руки программу народной политехнической школы, а также народного земледельческого училища, разработанную Н. П. Огаревым для сельской молодежи, чтобы убедиться в неизмеримом моральном и духовном превосходстве революционных демократов над христианскими пастырями. Огарев ставил целью (которую он пытался воплотить в жизнь) воспитать людей «здоровых умом и телом», далеких от суеверий, обладающих гуманитарными и естественнонаучными знаниями, добросовестных, «мужественных духом», трудолюбивых и свободных.

И в это же время богатейшие слои национальной культуры, выходящие за пределы христианства, воспринимались оптинскими монахами как ненужные для «взращивания духа» и безжалостно отбрасывались. Ревностное и усердное отбрасывание старцами плодотворных пластов светской культуры приобретало в условиях самодержавной России значение официально признанного курса на отчуждение народных масс от образования и культуры. Тем не менее развитие светской культуры ставило перед старцами все новые и новые проблемы. Развитие цивилизации в России вносило кое-какие коррективы в проповедь старцев. Если старцу Леониду не надо было особенно задумываться об отношении к науке — в его времена еще как бы само собой разумелось, что науке не место в жизни и сознании благочестивого христианина, — то Макарий уже допускает полезность науки, правда, лишь в «таком пункте, с которого должно отражать стрелы вражии, пускаемые на православную церковь». Макарий простодушно принимает астрономическую трактовку солнечных затмений и даже пытается успокоить напуганную предстоящим затмением монахиню. Впрочем, других свидетельств положительного отношения к данным , науки в сочинениях оптинских старцев не обнаруживается. К геологии Макарий относился весьма подозрительно, поскольку ее выводы не совпадали с библейскими положениями: «Очень мудрено и опасно на догадках утверждаться, а не на Священном писании основываться». Пустым и ненужным делом предстает оптинским чудотворцам и медицина, разрушающая веру в «сверхъестественные исцеления». Красочно расписывая одно из них, Макарий с пафосом восклицал: «Вот дивное чудо! Где наука! Что они могут против этого сказать?»