— Куда вы меня везете, герр Кох? — спросил я.
— В вашу гостиницу, сударь. Она находится у пристани. Конечно, далековато, признаюсь, но экипаж всегда будет…
— В гостиницу? — выпалил я. — Как какого-нибудь коммивояжера?
Неужели это еще одна попытка унизить меня? Я перенес уже достаточно ударов за сегодняшний день. Вначале Рункен отказывается признать, что когда-либо слышал мое имя. Затем выясняется, что я при свете полной луны должен встретиться с печально известным алхимиком. И вот теперь я узнаю, что и поселиться вынужден буду на постоялом дворе в компании контрабандистов и пиратов на огромном расстоянии от Крепости и здания суда, где должен был бы находиться по праву.
— Я ведь не развлекаться в Кенигсберг приехал, сержант, — напомнил я ему.
— Мне были приказано привезти вас сюда, — ответил Кох.
Именно в это мгновение я начал понимать, что относительно меня существует некий план, разработанный до мельчайших подробностей. Мое знакомство с Кенигсбергом напоминало последовательность тщательно продуманных па придворного танца. Я следовал от одного к другому под руководством неразговорчивого танцмейстера Коха. Но кто же заказывал музыку? И с какой целью?
— Остается только надеяться, что место, отведенное мне, будет удобным, — пробормотал я себе под нос, когда карета остановилась перед старинным краснокирпичным зданием с ребристой неровной крышей. Над центральной трубой неистово вращался флюгер в виде корабля с раздутыми ветром парусами. Среди ночной темноты ярко выделялось матовое стекло эркера, мерцавшее янтарным огнем, свидетельствовавшим о том, что внутри пылает большой камин. Это было, пожалуй, первое, что за целый день вселило в меня хоть какую-то надежду. Деревянную табличку над дверью так залепило снегом, что прочесть название гостиницы было практически невозможно.
— «Балтийский китобой», — сообщил мне Кох. — Еда здесь превосходная. Намного лучше, чем в бараках Крепости.
Я проигнорировал попытку сержанта как-то смягчить мое слишком очевидное раздражение. А пока мы с Кохом шли к дверям, ледяной ветер успел пронизать меня до костей. Внутри же нас обдало волной духоты и жара. Я оглядывал помещение, а сержант занялся беседой с человеком, помешивавшим угли в камине. Камин был настолько огромен, что занимал практически всю противоположную стену комнаты. Столы были накрыты к обеду. Свежие белые льняные скатерти и сверкающее серебро произвели на меня вполне благоприятное впечатление. Заведение казалось достойным и уютным.
Сержант Кох вернулся в сопровождении высокого крепкого мужчины с копной вьющихся неухоженных седеющих волос, ниспадавших на лоб, и с медной сережкой в ухе. Он приветствовал меня кивком и нырнул за стойку. Навощенный «хвост», перевязанный ярко-красной лентой, подтверждал первоначальное впечатление, что когда-то он был китобоем. Мгновение спустя мужчина вернулся с большой связкой ключей и улыбнулся мне улыбкой уважительной, но отнюдь не подобострастной.
— Зовут меня Ульрих Тотц, я владелец гостиницы. Мы ожидали вас целый день, сударь, — произнес он глубоким сильным голосом, благодаря которому стал казаться значительно моложе, чем можно было бы предположить, глядя на его седеющие волосы. — Я послал прислугу наверх разжечь камин в вашей комнате. А теперь позвольте, я перенесу вещи из кареты.