Обязательный предмет «философия» в обычных вузах СССР — уже нонсенс (см. про это у Мераба Мамардашвили). С тех пор вузы стали хуже. Таким образом, нонсенс резче. Выход в миграции: не вести заранее проигранных битв. Искать новые территории.
Философия остается в вузах факультативом — раз. Факультатив открыт студенту не семестр, а все пять лет — два. Философия приходит в школы, также факультативом — три. Выходит на «взрослых» и «серьезных», идя в публичную дискуссию и масс-медиа — четыре. «Читабельность» как условие «диссертабельности» — пять.
Иначе обычная пост-история вузов пост-СССР: одни делают вид, что учат, другие, что учатся. Заполнение бумаг. Лицемерие. Мучения за копейку. Аудитория, презирающая преподавателей, и наоборот, какое-то чистилище-без-надежды (особенно если препод чувствует, что чувствует аудитория).
Растворение рабочего времени
«Рабочее» и «свободное» время все более разбегаются друг от друга… С каждым большим куском исторического времени, с начала начал… Сейчас дискретность раздела достигла максимума. Дальше некуда.
Может быть, «свободное» и «несвободное» время начнут наконец сбегаться? До полного слияния. Присмотритесь: самые завидныеживут сейчас именно так, или стремятся. Не паразиты, не трудоголики, а именно стершие грань, растворившие одно в другом.
Уже банальность: определенный уровень технологического развития решает все материальные проблемы людей, и этот уровень на земле достигнут (правда, еще не везде, но это неважно). Дальнейшее как бы развитие экономики рождает виртуальные наслоения, а могло бы — высвобождать настоящее. Трехдневная рабочая неделя — для начала. В пределе: каждый имеет право на жизнь, т. е. на соцпаек, удовлетворяющий всем витальным потребностям, независимо от того, работаешь ты или нет. По факту рождения. Кто же тогда работает? 1). осужденные, 2). энтузиасты, 3). желающие больший паек (вместо комнаты на члена семьи — по этажу). Убывающие «трудовые армии» вполне справятся с инфраструктурой развитого индустриализма.
Вот, например… За легкие преступления — будут всего-навсего осуждать на труд. Обычный труд, проклятие рода людского. Которым сейчас занято 90 % взрослого населения. «Приговаривается к 3 месяцам продавцом. Поступает в распоряжение торговой сети». За плохую работу срок накидывается. Как вариант, поднимая престиж образования: за несданные экзамены приговаривать к тупому труду. Не знаешь историю — чисть неделю говно. Чисть говно, пока не сдашь.
Самый общий диагноз времени: постмодернизм загораживает дорогу именно такомупостиндустриализму. Не это ли его главное назначение?
Да, оговариваю: все это такая хотелка-мечталка. В реальности, скорее всего, будет плохо. Небольшое количество людей будет эксплуатироваться за деньги, остальных выкинут на холодный ветер (пока это базовый тренд 21 столетия). За право попасть в число эксплуатируемых пойдет жесткая конкуренция.
Я же про иные времена и иную модальность. За 21 веком будет что-то еще. И даже если не будет, это не отменяет такую штуку, как модальность «должного». Держать которую просто необходимо, чтобы обретаться в любой действительности.
Асексуальные революции
Проблема не в том, что «сексуальная революция» победила, но в том, что сексуальная революция в реальности не победила нигде. По мысли Фуко, «подавляется не секс, но посредством секса»; стратегия власти в диспозитиве сексуальности — позитивна, начиная с Нового времени, власть изобретает и конституирует. О том же проза Мишеля Уэльбека: подавление посредством секса. «Сексуальная революция до конца» означала бы победу не секса, но над ним, как в «Элементарных частицах» Уэльбека: вытеснение сексуальности из сферы нашего актуального, как пища покидает актуальность уже не голодного. Что-то вроде «конституционного права на оргазм» у Вильгельма Райха.
Разочарованный циник
Есть такая поговорка, что циник — это разочарованный романтик. А кем тогда должен стать разочарованный циник? Или это позиция — в коей разочароваться нельзя? А если все-таки можно, то куда? Можно ли говорить о некоем реванше романтических настроений, диалектически полагая, что развитие, коли уж по спирали, то с откатами почти неизбежными?
Веруем, чтобы узнать
Слишком часто, чтобы что-то узнать, надо сперва во что-то поверить. Такого именно типа веру можно провести в уме и как специфичное знание. Относясь со всем почтением к его «достоверности», хотя она и явлена иным путем, нежели привыкли наши практики и теоретики.
Банальный реализм конспирологии
Как проходят выборы в Думу Российской Федерации или Законодательные Собрания регионов, или Городские советы? Так, как оно прописано? Или, может, там борьба тысяч частностей и невидимая рука политического рынка? Или, может, случайность рулит? Да нет: верна именно конспирологическая теория. Ну то есть сели 3–4 человека, взяли на карандашик, один сказал, второй поправил, почикали, почиркали — и вот оно. Искомый проходный список.
Если это не заговор, то что это? Может быть, историческая закономерность? Может быть, статистическая теория это дело опишет? Да нет, именно что персоны рулят, причем такие, про которых нигде не сказано, что это им полагается. Просто машинка так собрана, что они в позиции операторов, вот и рулят. Но ведь именно про то и есть аксиоматика конспирологического способа смотрения на предмет. Первое: рулят люди. Второе: рулит ограниченное число людей. Третье: рулят не всегда те, про кого написано (а те, кому написано и предписано, делают это вовсе не так, как им написано и предписано). Четвертое: сии люди, естественно, блюдут свои интересы и состоят в личных отношениях с близко себе подобными. Пятое: они знают про мир, а мир не знает про них, или знает сплошную неправду.
Все практики нашей политики это, разумеется, понимают. От местного уровня к региональному, от регионального к федеральному — меняется масштаб, но не принцип. А принцип, как мы только что показали, вполне конспирологический.
Однако те же самые практики очень удивятся и засмеются, если попробовать им сказать, что мир, в сущности, устроен как-то также. Мировая цивилизация. И всегда была так устроена. Скажут про случайность, исторические законы и т. д. Хотя каждый день их реальной практики жестко подтверждает, как оно в самом деле. Или они считают неправомерным — экстраполяцию? А чего это от селения Малая Коряга до Москвы — правомерно, а далее — неправомерно?
Честность при прочих равных
— А почему ты так скажешь?
— Потому что честный. Потому что, если мне не платить специальные деньги, чтобы я говорил неправду, я буду говорить правду. Как там? Тело, если на него не действуют другие тела, движется прямолинейно и равномерно… Вот и я — буду сейчас прямолинеен и равномерен.
…
И ведь действительно — если бы «неправду» говорили только за «специальные деньги», и при этом еще отдавали себе отчет, чем именно занимаются, ее было бы шибко меньше. Обычно врут — совсем-совсем бескорыстно. Даже себе в убыток. Потому что правду о себе и других страшно подумать и сказать, хотя тебе за это ничего не будет. Или такое рвение, которое совсем лишнее, с точки зрения того, зачем это рвение.
Говорение неправды, как правило, суть довесок и оборотная сторона любви к неправильно понятому себе. То есть «любовь к правде» как бы менее важна, чем «любовь к пониманию», и в некоем роде выступает филиалом и следствием. Но следствием чего выступала бы любовь к пониманию? Любопытства как модуса воли к власти? Еще чего?
Защищать сильных от слабых
Касательно программ политических. Не строить царство божие на земле, а влезать в совокупность общественных конфликтов, которые всегда уже, брать сторону менее отвратительных, решать вопрос институционально (специально не написал «более симпатичных», это если повезет, то симпатичных, а если нет?). Вот, собственно, дело политики. Таких разломов с конфликтами интересов — десятки по любому социуму. Смотришь — кто выиграл, кто проиграл? Ага. Идешь дальше. Сумма такой локальной инженерии может быть весьма глобальной.