На дополнительные вопросы мужик ответить не мог. Законный троебан по меркам… ну какого-нибудь лесоинженерного факультета. На более гуманитарном факультете студента такого уровню мурыжили бы, пока не сподобится до «вопроса».
Что ему сказали присутствующие завсегдатаи общества? «Большое спасибо за проделанную творческую работу», сказали они, разумеется. «А зачем вы все это проделали?» — спросил я. На меня посмотрели как на английского шпиона. Затем, что мне велели, ответил мужик. А кто велел-то? Вы не поняли, сказали мне. Пришла моя очередь читать доклад, а если вы не можете переписать 30 страниц от руки — не лезьте. Не лезьте в нашу творческую работу. «Мы тут о родине, между прочим, думаем, а вы только о себе, вот этот ваш проклятый эгоизм, выдающий фрейдовские заболевания», — сказала мне одна женщина. Э, смекнул я.
«Я ее знаю. Она городская сумасшедшая, — пояснил добрый знакомец, взятый мной в сию вылазку. — Ну то есть буквально. Ее гонят отовсюду, кроме этого места».
Страдание как грех
Трудностизакаляют. Это когда идешь, куда надо, но идти трудно. Но надо. Но идешь. Проблемырешаются. Проблема — это когда по-старому уже нельзя, а по-новому непонятно. От проблем умнеют. Я бы желал себе и людям побольше трудностей и проблем — они благо. Но только врагу можно желать страданий. От них не умнеют, как от проблем. От них не закаляются, как от трудностей. От них лишь ловят невроз. Страдания — бессмысленная боль, от которой не уйдешь ни умом, ни силой, никак, только терпеть — почти никого не сделали лучше, и многих сделали хуже. Соответственно, и сострадания. А вот со-трудности или со-проблемности — это хорошо. Можно разделить с ближним.
Воля как подчинение
Если человек идет путем подчинения — это ведь тоже модус воли к власти. Раб, хоть на что-то годный, ценнее «свободного гражданина», ежели последний не годен вообще не на что. И раб даже умнее, если его рабство выбрано добровольно — как способ значить хоть что-то.
Интели и власть
Можно сетовать на то, что «эксперты» находятся не у «власти». Какая, мол, глупая власть. Какие слабовольные эксперты. А можно просто спросить: а тем умникам оно надо? Да и можно ли практиковать некие способы умности, находясь в администрации? Какие-то, конечно, можно. Ну а если те дорого именно способы, не совместимые с административной работой?
Порядок, договор, одиночество
В каком-то смысле только одинокие люди могут договориться по-настоящему. Человек, не вышедший к ценностям, которые он понимает как всеобщие, своему слову попросту не хозяин. А человек, слишком завязший в общем (род, клан, мафия, вообще любая «естественная» группа), к всеобщему не выходит. Скажем так: порядок в мире стоит на договоренностях одиноких людей.
Имена и нравы
Огромная часть претензий отпала бы, если бы люди и группы правильно назвались. Например, вот собрание не самых глупых, не самых темных, не самых вредных людей. А даже можно сказать: умных, образованных, милых (сравнительно со средним уровнем российского общества). Допустим, это некая гуманитарная кафедра в некоем техническом провинциальном вузе, т. е. КПД всех этих людей стремится к нулю. Отчасти в силу того, что: 1). «из говна пули не делаются», студенты банально не обучаемы, ибо в массе суть немотивированные ни к чему идиоты, 2). быть умным и милым сравнительно среднего россиянина вовсе не означает соответствовать норме своей же номинальной профессии, 3). процесс организован весьма бессмысленно, и т. п.
Так вот, почему бы не счесть их всех получателями государственного пособия, прошедших в квоту по образовательному цензу? Скажем так: они достаточно неплохи, чтобы получать по 300–400 евро, не работая по за это 12 часов на стройке, как таджики. Только надо честно: это пособие. Это не за работу. Вы ничего не делаете, если ваша кафедра испарится, в мире не изменится вообще ничего. По 3–4 тысячи евро на нос за то, что ты неплохой человек — как-то жирно, в нищей стране. Но велфер по 300–400 — почему бы и нет? Этого хватает на еду, «маршрутку», ЖКХ, телефон, интернет, дешевую одежду. Выходить на работу их я бы не заставлял вообще. Разве что очень захочется.
Союз писателей надо назвать не союзом писателей, что излишне намекает якобы на союз профессионалов, якобы занятых неким делом. О нет, 80 % делом никаким там не заняты. Понимая под делом что-то, интересное кому-то, кроме тебя. Но люди они, наверное, тоже не самые вредные. Тем более они даже не претендуют на велфер. Они претендуют на то, чтобы иногда собираться вместе, выбирать себе председателя, правление, принимать новых членов, отпевать старых, устраивать самим себе скромные вечера и прочее.
Все здорово. Только это не профсоюз пишущих, это Ложа Исполнения Ритуала. Как-то в США меня провели в масонскую ложу. «А что это вы здесь делаете?». Знаете, ответили мне русские и филиппинцы, состоящие в этой ложе, мы сами не знаем, что мы делаем. Но это ритуал, которому 300 лет. Мы поддерживаем его в память умерших братьев, а потом все вместе пьем пиво. Ну вот и союз писателей. Это какой-то бесконечный ритуал в память мертвых братьев, исполняемый уже непонятно кем. Наверное, не самое худшее занятие — для его исполняющих. Им же нравится.
Но честнее надо, честнее. Или вот интенсивная летняя школа, тоже хорошие люди проводили. Там было десять детей. И примерно двадцать преподов-тьюторов-менеджеров-хороших людей. Какая-то странная пропорция для школы, а? Потом они тост поднимали за прорыв, за новые успехи организации. Если это школа, то надо было не тост, а с горя набухаться за провал этакий.
Но… давайте назовем это дело честнее, и все станет хорошо. Давайте честно, что педагогика, дети, образование — это предлог. А имеем мы дело с клубом. Милым джентльменским таким клубом. Собираются люди, приятно проводят время. Выпивают, покуривают, обсуждают разные такие умные штуки. Ну и с детьми иногда по приколу. Случается. Ничего же плохого. Не педофилы, чай, педагоги.
Так вот, вернувшись сразу ко всем. Любое возможное раздражение как следствие, так или иначе, нечестного имени. Если вы компания на велфере, из коей один занимается наукой, а двое педагогикой — без проблем. Но если то же самое называется кафедрой университета… ой. Клуб джентльменов, под видом образовательного учреждения держащий помещение в центре города — без проблем. Если же это образовательное учреждение, минус два балла. А если это Движение Культурного Прорыва, Разносящие Смыслы Новой Эпохи… Минус сто очков. 90 % литературных студий не более чем кружки самоудовлетворения (ибо ни одного литератора не выпустят сии студии), но самоудовлетворение ведь тоже дело.
Но люди стесняются предъявить себя без затей. «Лучше пусть презирают за то, что мы недоволки, чем ценят за то, что мы суперзайцы».
Славянофилия против евразийства
Евразийцы вовсе не наследуют славянофилам, как некоторым кажется. Славянофилам, пожалуй, даже ближе западники, чем евразийская ересь. Для славянофилов, кроме самих крайних случаев, Россия тоже Европа, только альтернативная. Скорее Европа, чем Монголия. Вообще, если смотреть именно на 19 столетие, то под видом славянофилов и западников спорили скорее европейски просвещенные либералыс не менее европейски просвещенными консерваторами. Все, так или иначе, признавали Европу и ценили. Спорить могли о приоритетах европейской традиции: Рим, Греция, христианство? Все тащились с Европы, просто одним казалось, что Европа идет куда надо, а другим казалось, что не туда. Это спор поклонников европейской классикии текущих европейских идей(приведших в итоге, заметим, в нынешний мультикультурализм). То есть славянофилы в каком-то смысле еще большие западники, нежели господа чернышевские. Идея же о том, что истинная духовность как-то сопрягается с истинным Чингисханом, русскому обществу показалась бы, как минимум, эксцентричной причудой. До истины в Чингисхане как основе имперской идентичности могли всерьез докатится только после 1917.