-Ты докурил?
-Ну да.
-А. Ясно.
Они сидели и смотрели друг на друга: она - в белье и замерзающая, ты- улыбающийся. К чему приведет этот вечер? К чему приведет эта ночь? Сегодня алкоголь не нужен - а нужно лишь немного терпения и внимания; побольше красно-крепких пачек и поменьше ее просьб, а не то она кубарем вылетит из твоей квартиры, да, все верно.
Вечер шел и нытье правой кисти усиливалось.
5
Белоснежие и покой, полем битвы раскинувшиеся на холодной кровати. Эх, ноябрь - отопления пока нет, вот и приходится довольствоваться теплым одеялом да случайным постельным компаньоном; на войне нет случайных или же совсем неудобных союзников - а значит Аня, обвившая руками твою худую шею, тоже сгодится в качестве подспорья теплому одеялу.
Она странная, да. Односложно отвечающая, молодая и красивая. Так, Аня-Аня...Аня. Имя еще такое, одновременно простое и звучащее одинаково на всех языках мира; полевой цветок и триумф парадокса, заключенный в женщине. Есть еще и другая, дальняя, синтез прошлого, Лиссабона и красного с женщиной; Рите больше тридцати, Ане двадцать три, кажется, а может и меньше - она точно врет, но ты пока не понял, о чем именно. Обжегшийся не понимает сути огня - разве такое вообще бывает? Загадки и домыслы, облаченные в черное белье, лежащие рядом - вот она, вот наша Аня, богиня и рабыня; рот приоткрыт, а дыхание глухо - и красиво, и вульгарно, если смотреть, наклоняя в разные стороны голову.
-Я вижу, что ты на меня смотришь. -прошептала она.
-Я думал, ты спишь.
-Делала вид. Час уже или больше. - улыбается заспанно. -Интересна реакция на сонных людей. Не видел себя? Ох, ну и дурак. Знаешь, ты как...
Поворачиваешь голову к потолку. Снова и снова, опять и опять; возненавидеть бы ее, да пока не за что. Прогнать - так посчитает последним сухарем. Кому какое дело, Миш? Да, еще вчера так было; ведомое укрепило свои позиции, правда, переступив через ступень мнительности и отчаяния, где ведомому и было место.
-Когда пойдешь? - перебиваешь, все так же на нее не смотря. В уголке глаза чернеет маленькое пятнышко - наверное, пересмотрел на солнце несколько минут назад, повернув голову к голому окну. - У меня дела есть.
-Тебя же уволили.
-Дел это не отменяет; буду созидать.
-Выгоняешь? - с вызовом спросила она, чуть улыбнувшись. - Главное - не платить мне, я все пойму неправильно.
-Да брось, ничего же не было. - нахмурился он.
Она смотрит на тебя, прикидывая кое-что. Уже не улыбается - и с убийственной горечью произносит:
-Но мы спали вместе.
Сказать бы: «и что», - только вот язык не поворачивается. Да, символизм, чертов критический символизм - с ним нельзя спорить; ты попался на свою же удочку, вытянул большую рыбу, когда ловил мелких пескарей; сложно спорить с осознанием вашего двойного сна: четыре закрытых глаза, переплетение рук, тел, фраз...Да, спали. Да, обнимались. Обнаженная плоть ее тела касалась в ночи твоей плоти - два элемента паззла, связанных чем-то посильнее входящих друг в друга пазов. Но так уж это важно, если забыть на секунду о критике? Вряд ли; люди не придают этому никакого значения, почему-почему-почему ты придаешь этому значение, Аня? Потому что - женщина; потому что ты создана из подреберья и сон для тебя - обоюдное многозначительное действие, абсолют, свобода; потому что для твоего счастья ничего не нужно? Давай, Миша, поколись щетиной в ее плечи, ласково обними, представляя другую - и она будет помнить это как минимум до конца следующего дня, томно вздыхая. «Спали вместе» - заклинание, смысл, догматизм; закрепление и заучивание, смысл и даже определенная истина; Аня говорит, что только так узнается душа - и никак иначе; черт, она тоже рассуждает критически, Миш, не находишь?
Критика - увы и ах, сексу категорически противопоставлена; кантовский императив мог служить этому веским оправданием - но дело же было в ином, верно; Аня - женщина со своими потребностями, со своими непонятными желаниями - возводит сон в степень чего-то высокого, когда сон является просто сном; признайся, Миш, ты же не хочешь ее так, как ее может хотеть другой мужчина, тут дело вовсе в другом, существует лишь молчаливое “sorry, baby”, - и ничего больше; вот твоя моногамность переходит в недовольство тобой, вот ты задумываешься, как было раньше. Ты другим был. Любил играть с волосами женщин (нет, одной только женщины) и вдыхать их невозможный запах. Любил улыбаться и нежно смотреть на ту часть тела, которую преданно гладил, растворяясь в ней без осадка, что твой алкоголь, попадающий в апельсиновый сок. Да, было время; счастливое или ужасное? Впрочем, все равно: ничего уже больше нет.