-Я чувствую на щеке твой взгляд. Иди или говори, но ты уйдешь, не сказав. Да, иди. Пожалуйста.
Конечно, она ушла. Молча, грациозно; с таким же торжеством она кивает своими ужасными шейными мышцами, с таким торжеством ее отец говорит или клянется убить тебя; гробовое молчаливое торжество - сухие щелчки в трубке и в костяшках пальцев, нет, что-то между этим звуком и ударом гонга; так звучит ее молчание - и это странно, потому что у остальных оно беззвучно. Оделась, когда выдохлась и слишком громко хлопнула дверью на прощание. Изящные сапожки, красное платье и сексуальная грусть, перемешанная с вожделенной печалью. К мужу поедет, наверное. Опять будет врать ему что-то. Не вспомнит и через полчаса тебя и то, что было однажды; да, «однажды» - замечательное слово, гораздо лучше слова «раньше» или «когда-то давно»: «хорошее» слово не только говорит о прошлом, оно ставит под сомнение реальность, категоричность, конкретность; можно сказать: «однажды жил человек» - и все поверят, «однажды я переспал с ней» - нет, не поверит никто; «однажды» ставит под сомнение существование этого мира, в которой жизнь и секс с другой женщиной не могут существовать воедино; все это - чертова метафизика, вызванная моногамностью, вызванная лишь тем, что за всю жизнь у тебя была лишь одна хорошая, одна ужасная женщина; нет - эта женщина.
К черту метафизику - бутылку нужно доставать из-под кровати.
2
-Квохчет. Квохчет, сука! Из всего текста только это и запомнил? Только это и увидел своим великим взглядом, который...
-Этим словом автор убил целый текст.
-...что? Что ты сейчас сказал? Слушай, Громов, и слушай внимательно, - если бы ты, Миша, стоял ближе, то палец Велина вонзился бы тебе прямо в лоб. Короткий желтый палец с отросшим ногтем. Наросты умерших клеток; наросты современной литературы. - и запоминай, сука, как следует. Я знаю тебя не первый год и знаю, что ты можешь, а чего нет, знаю, как ты умеешь. Вот. Ты раньше лучше был, когда не зарывался, а делал, сука, по красоте, как когда-то раньше, помнишь, с...
-«Квохчет» - так себе красота, скажу я честно, Григорий Валентиныч.
-Ну ты заткнешься, нет? - истерично вскрикнул налившийся краской Велин. -Слушай и не перебивай! Так вот, о чем...да. Ты зарвался! Пишешь откровенную чушь, ходя с таким видом, будто...
-Материал такой, Григорий Валентиныч.
-Да заткнись ты уже! Уволю! - Брызнул в твое лицо Велин. Странный человек он. Про таких обычно говорят - человек старой закалки. Эх. Видимо, хреновая раньше была сталь - да и кузнецы халтурили, как могли. - Ладно. Сейчас. - Сжал кулак и потер висок. - Нина! Нина, ко мне!
Нина прибежала, на ходу что-то жуя. Коротко посмотрела на тебя и отвела взгляд. Да, правильно - до сих пор не может забыть прошлогоднего корпоратива; было страшно, холодно и быстро, однако работе это мало как мешало. Ну, просто так иногда случается - лишь для того, чтобы после смотреть на энный объект и отводить взгляд, фантазируя о том, чего могло бы или же не могло случится. Нина. Животик и обвисшее продолжение ее души. Нина. Стол начальника остросюжетки и расцарапанная спина. Эх, Нина, рсцарапала спину, а ты в итоге не смог переступить свою моногамность; она жалеет, а ты - наверное, нет.
-Ч-что, Григорий Валентиныч?
-Пронина ко мне. И Кривцова. Наталью Алексеевну и Лопанцева с его подписками. Быстро.
-Но Кривцов болеет...
-Ах, сука...ладно, черт с ним. Остальных на ковер. -Велин посуровел, из краснолицего толстяка превратившись в большого начальника; невелика была перемена - что-то из разряда субатомных процессов, не замечаемые практически никем, кроме самих субатомов; невеличие перемены - отличная компенсация его величию. Да. Такой вот он - большой начальник. Приказывает, вершит и судит, забывая, что и его есть кому судить. - А ты куда? Стой смирно и ожидай, Громов!
Миш, ты смешно улыбнулся, подмигнув ему. Странно все это. Минуты ожидания и отчего-то забытый трепет в груди. Волнующийся океан твоих привычек и убеждений, его привычек и убеждений; все это выливается из дырки холста. Можно даже немного пожалеть себя - посмотрите, стоит нелитературный герой, как отвергнутый бродяга перед толстым хозяином гостевого дома, ожидая расплаты за украденную чашу или что-то вроде этого. Всего лишь книга, всего лишь бездарный автор - а накинулись, будто бы сделал что-то плохое. Как они не понимают? Что нельзя совсем называть литературой то, что они называть пытаются. Что не может в нормальном, взрослом тексте, встречаться слово «квохчет» шесть раз. А, нет. Семь, ты совсем забыл про эпилог.