О, посмотрите. Собрались судьи, присяжные, прокуроры и адвокаты в одном лице. Нет, не в одном, а в четырех; Велина, конечно, можно посчитать за троих, но да ладно, четыре так четыре. Властный Велин, бесцветный главный редактор Пронин, старая Наталья Алексеевна, чьей фамилии мало кто помнит, и, конечно, дотошный Лопанцев с гроссбухами, тетрадями и мерзкими очками. Вот оно - то, что нужно. Безжалостный аппарат издательства смешанного типа «Геликоон». Однажды ты спросил, что означает сие название - и вполне удовлетворился ответом, раз и навсегда поняв, какие в этом деле замешаны мудаки. Просто взять два слова (одно из которых являлось именем) и соединить. Браво, Велин. Величие и размах, сокрытые в маленьких телах и огромных амбициях.
-А, получает уже. - ядовито прошипела Наталья Алексеевна, улыбаясь морщиной, служащей ей заместо рта. - Правильно. Уволить бы его за такое, чтобы другим не повадно было.
Посмотреть на нее и пожать плечами; сыграть в «провинившуюся жертву», сыграть в «янеотвечу». Она не унималась:
-Так оскорбить уважаемого человека! Так оскорбить...и кто? Стыдно должно быть, Громов, сам-то ничего, никогда...бездарность! Стыдно! Вениамин Матвеич в ярости уже третий день. Звонит, обещает судится. Почему-то с «Геликооном», - твои глаза характерно закатываются; они ждут послушания, вины, а не твоей показательной равнодушной оценки. Хохота название уже не вызывало, но закатывать глаза до сих пор было приятно. - а не с тобой. Наглость, наглость...
-Д-д-да. - Поддакнул Пронин.
Странное было издательство - будто сошедшее с гоголевских страниц в лучшем своем виде. Карикатурность происходящего, глупость и невежество. Посмотрите, присмотритесь: будто бы это не реально, будто бы эдакая постановка в лучших традициях ненавистных до глубины души классиков. Толстый глупый начальник, высохшая змея, утверждающая, что она - женщина, заикающийся главный редактор. Ах да, еще и Лопанцев со своими книжками - вот уж кто мерзостнее прочих. Кривцова хорошо хоть нет - этот бы сейчас начал бы свою песнь про времена и нравы. Для них, этих людей, главным же был никак не текст или метатекст, а то, что они называли душой. Народностью, вот. Для них не существовало гениев или же лентяев - лишь те имели для геликооновцев значение, что писали о нужных и актуальных вещах. Ты стал неудобен для них - ты настоящий критик, тогда как они пародируют твою искренность, перевирают ее; вот что такое нынешняя критика - унылый гротеск, никак не зеркало души, никак не идейность и свобода мысли; чертов, чертов гротеск; по слогам, аккуратно, чтобы не называть слово целиком: «Ге-ли-ко-он», все просто - it`s easy baby, никакой честности, только современная критика вредительства и порока. «Квохчет». Как тяжело быть все же критиком, а особенно - хорошим критиком в это непростое для литературы время!
-Да бросьте вы. Хорошая статья вышла.
-А ну замолчал! Быстро! - Велин вроде как отошел от привычной красноты. Сказал, закатывая глаза. - Устроил, понимаешь, нам здесь...вот кто просил, Громов, а? Ты хоть понимаешь, что наделал?
-Правду написал?
-Н-н-н-н, - Пронин опять затянул свое. Смешно, что он пользовался таким же правом голоса, как и остальные, не произнося, по сути, ни слова. Больно уж ценно время, чтобы тратить его на такую вот мысль, которая гораздо лучше звучит на бумаге. - н-но й-я...
-Федя, обожди. - рукой отстранил его Велин. - Смешно тебе? Смешно, Громов?
-Нет, что вы. - равнодушно улыбнулся, киваешь ее кивками, заразился ее кивками; он их узнает или нет? Боже, ну и цирк. - Я внимательно смотрю на вас, слушаю вас и совсем не понимаю, что вы мне сказать хотите.
-Ах, не понимает, да? Не понимает?! - снова раскричался Велин. Великий Григорий Ваентиныч. Велин. Знаете, сама фамилия подходила под его лицо, телосложение и образ мыслей; только велины и стоят у власти в таких вот интересных издательствах смешанного типа, которые нигде больше и не найдешь, кроме мира, в котором истории начинаются со слов «однажды». - В фантазиях, сука, снова? Я тебе сейчас расскажу, что ты сделал, я расскажу...Лопанцев, сводку!
Ох, ну и фраза. Предрасстрельная автоматная очередь, выпускаемая струей воздуха прямиком из легких. Фраза интересная - из таких, что запоминаешь надолго, а после рассказываешь друзьям и их подстилкам и шкурам, жадно жующим жвачки и сушеных кальмаров на холодной лавке. Жаль, что друзей уже нет - да и их подруги давно повыходили замуж, пока ты так и пишешь в своем «Геликооне», Миша. Жаль, что все так скоротечно и банально: можешь предсказать каждый свой последующий шаг и шаг тех, кто тебя окружает; правда фраза, вроде этой, пока еще тебя веселит. Расстрельная, предударная; она предвосхищает собой ярость, она - затишье, нет, она буря; «сводку» звучит как «плетку»; семь ударов, теряют сознание уже после третьего. Нет, серьезно - плетку лучше бы принести и использовать вместо слов Лопанцева; даже сексуальный контекст ситуации не испортит сладкой боли; нудность же обычно портит все.