Выбрать главу

Лопанцев забубнил, поправив на носу очки:

-Так, так...Да. Долин Вениамин Матвеич тысяча девятьсот шестьдесят...

-К делу, к делу, Лопанцев! - причитал Велин.

-Про-о-пускаем, так. - жалостливо протянул «король архива», как его называли многие. - Так. В «Геликооне» публиковался с тысяча...

-Сколько лет? - Снова перебил его Велин, яростно смотря на Мишу.

-Уже четырнадцать, Григорий Валентиныч. Четырнадцать лет, шесть романов, три стихотворных сборника, сборник повестей «Деревня 2.0», автор временно издающейся колонки в «Интере», член совета...

-Хорошо, достаточно. Листай дальше, Петя. Дальше, до письма, собственно.

-Ми-и-нутку. - Листал Лопанцев, облизывая сухие губы.

Ты смотришь и думаешь: «Боже, ну и идиоты». Они были смешны и забавны своей важностью. Начальник, большой босс - разъяренный тем, что его работники тоже иногда могут поиграть в своевольного человека. Змея, истосковавшаяся по мужикам настолько, что наверняка и придумает самое страшное наказание еще для одного из них. Грозный редактор, отсекающий талантливую и пропускающий пошло исполненную молодежь, не могущий связать ни слова в реальной жизни. И Лопанцев, со смешными очками и худым телом, как напоминание о семи смертных грехах; Лопанцев олицетворял собой жадность большого босса, жадность Велина: во всех остальных крупных издательствах должность короля архива исполнял компьютер.

Они были важными. Наручники, что сковывают его руки, заставляя засовывать свое мнение куда подальше. В пору интернета легко быть критиком - знай пиши себе под разными никами, ругая власть, литературу и народ; в издательствах же с этим немного строже. Ты обязан быть точен и не предвзят, нести идеологию и характер. Проводить параллели и хвалить, если так, улыбнувшись, попросит твой начальник, своевременно увеличив тебе зарплату. Да. Смешно, глупо и банально. Безвкусно до безумия.

-Та-ак, нашел, я нашел! - радостно улыбнулся Лопанцев, отвратительно широко открыв рот. Но, увидев, взгляд Велина, осекся и вновь забубнил. - Так, так. Письмо от двенадцатого ноября две тысячи деся...

-Дальше, Петя, пожалуйста, - застонал Велин. - Ближе к сути.

-Так. Дальше, дальше...Зачитываю текст письма.

И он зачитал. Ты думал будет скучно, нет, не так: ужасно, невыразимо, невыносимо, запредельно, убийственно, неоспоримо, страшно, невозможно скучно; оказалось, что иногда бывает даже скучнее, чем так, чтобы выразить это словами. Скучно - не так, конечно, как употребление одного из излюбленных глаголов достопочтенного деревенского автора, но почти так же; ты ненавидишь псевдоделовой стиль, которым писались такие письма. Думаешь, что если бы сам попал вдруг на место этого прославленного человека, написал бы так:

«Ваш критик - говно полное. Как последняя мразь поступил: сначала возносил мои книги в журналах и брошюрах, которые вы делаете и мне отсылаете, а потом в вашем этом Интернете облил меня грязью. Увольте суку и отрежьте ему, пожалуйста, пальцы, чтобы больше он так не делал. Ваш достопочтенный автор».

Вот такое письмо было бы верным, да. Без лишних формальностей, без лобызаний через текст, без фальши и лжи. Старик был обижен - и действительно; но никто почему-то не брал в расчет то, как весь текст его нового романа «Поющие в сарае» мог обидеть бывалых и потенциальных читателей. Поющие в сарае, ха. Роман, начинавшийся с пения петухов и заканчивающейся им же. То ли книга про петухов, то ли про любовь - неясно; слишком уж многие понятия либо не указаны, либо завуалированы так, что никогда в жизни не догадаешься. Газетные заголовки: «Вот так ты и писал; вот так тебя и судят».

После прочтения обвинения Лопанцевым Велин смотрит ненавистным взглядом.

-Я тебе все сейчас объясню. - Он переполнялся гневом.

-На пальцах?

-На них, на них...Вон все. - почти прошептал он, смотря красным взглядом на бледную кожу тебя критикующего. - Кроме тебя, Громов, разумеется.

Вывести понятия, поискать их значения в словаре: гнев, идиотизм ситуации, ярость, изнасилование (духовное), глумление (физическое), вождь(?) краснолицых, вождь(!) краснокожих. Просто зачем тогда было всех собирать у себя в кабинете? Но все, кроме тебя, кажется поняли: одобрительно закивали головами, покачали ими, испепелили взглядами; показательная казнь, «Macht schafft Macht» , как говорил Шиллер или кто-то в этом роде, если память снова не изменяет; «власть создает власть» - вот он, перевод, вот он тебе, твой контекст; простая истина, показательная казнь. Щелк - движется затвор, и Лопанцев перестает сомневаться, а змея остается змеей, не превращается в женщину. Да и плевать - жертва всегда прекраснее убийцы; вздергивай на суку, если тебе, Велин, хочется. Вот они и остались одни - раскрасневшийся начальник, да ты, невозмутимый; скала среди бушующего прилива, что грозит затопить даже то, что до этого возвышалось над ним.