По мнению «Заслуженного рыцаря печального образа» из не менее славной Вирджинии, современный и будущий мир, построенный из множества демократий, должен быть куда меньше подвержен войнам, поскольку все государства взаимно признают легитимность друг друга. В его идеальном обществе люди договариваются не выпячивать укоренившиеся убеждения, особенно религиозные, ради того, чтобы жить совместно. Другими словами (по мнению консерваторов), современность с ее свободой, постмодерном и прочими няшками, способна существовать только на базе классической традиции, в неизменных границах и условностях.
«Ребята, давайте жить дружно!» Кот Леопольд
Современный консерватор выглядит местами гиковым, катается на скутере, поет в народном хоре, зовет к природе и естественности, но со времен Эдмунда Берка, часто обслуживает лишь укоренившуюся олигархию. Для политика консерватизм – красивая обертка, риторическое и политическое оружие против внешних и внутренних врагов, а не философская система. Где «практическая мудрость предков» до сих пор плющит «яйцеголовых» и их научные теории.
«Благодаря нашему упрямому сопротивлению нововведениям и присущей национальному характеру холодности и медлительности, мы до сих пор продолжаем традиции наших праотцов. Мы не утратили благородства и достоинства мысли четырнадцатого столетия и не превратились в дикарей. Руссо не обратил нас в свою веру; мы не стали учениками Вольтера; Гельвеций не способствовал нашему развитию. Атеисты не стали нашими пастырями; безумцы – законодателями. Мы знаем, что не совершили никаких открытий; но мы думаем, что мораль не нуждается в открытии, так же как основы правления или идеи свободы, которые были прекрасно известны задолго до нашего появления на свет и сохранят свое значение после того, как прах наш будет засыпан землей. Мы в Англии еще не утратили естественные чувства, мы их храним и культивируем, ибо они верно оберегают наш долг и служат опорой нашей свободной и мужественной морали. Нас еще не выпотрошили и подобно музейным чучелам не набили соломой, тряпками и злобными и грязными бумагами о правах человека.» (Edmund Burke. «Reflections on the Revolution in France» Второе письмо парижскому дворянину.)
Не только языкастые уловки, софизмы карьерного англиканца пользуют современные деятели, но и изображают изюмистый, слегка поэтичный и достаточно многоликий антитетический стиль. Отчего иногда мерещится – типичный такой, пузатый прохиндей копирайтер энского республиканца или думского жириновца хлопнулся в XVIII век и там, среди лордов и пэров, выбился в люди.
Монополия государства на знания
«Идея, что знания принадлежат «мозгу» или «духу» общества, а значит – Государству, постепенно отживает по мере усиления обратного принципа, согласно которому общество существует и развивается только тогда, когда сообщения, циркулирующие в нем, насыщены…»
Мысли подзабытого Жана-Франсуа Лиотара. (фр. Jean-François Lyotard. Состояние постмодерн. М. – СПб., 1998г. The Postmodern Condition: A Report on Knowledge.).
«Государство начинает проявлять себя как фактор непроницаемости и «шума» для идеологии коммуникационной «прозрачности», которая идет в паре с коммерциализацией знаний.»
И в наше время институт диванных войск делает выводы за «того философа», утверждает какие знания полезны для народа. Государство и группы защищаются от знаний, а где кишка тонка – показывают свою власть, грозят пальчиком Википедии или науськивают языковых инспекторов на сайты (Эстонии), занимательное предсказание. По поиску нашел, кто еще помянул Лиотара.
«Надо правильно понять Лиотара: постмодерн – это эпоха, когда территориальный империализм и колониализм на международной арене сменяются технологическим и информационным. В контексте глобальной коммуникации никакое социальное образование не может оставаться отграниченным: символические обмены свободно пересекают пространственные (локальные или национальные) границы. С этим не способна совладать никакая отдельно взятая доктрина информационной безопасности никакого отдельно взятого государства. Даже России.» Сергей Николаевич Земляной. (Институт философии РАН.).
Государственный информационный суверенитет уступает место космополитическому Интернету.
Школы и университеты изначально открывались при монастырях и аббатствах и находились в ведении церкви. Практически все ученые принадлежали к религиозным орденам (Доминиканцы, иезуиты и т.д), поскольку вне церкви доступа к знаниям попросту не было. Противостояния науки с идеологией (Умных людей с правящим классом.) не только не исчезло, но обострилось. В той стране коммуняки, подвергнув церковь экстерминатусу, воздвигли номенклатуру и принялись выпиливать ученых по политическим причинам с размахом, не снившимся даже самым закоснелым средневековым мракобесам. Смотреть «Пулковское дело», «лысенковщину», биографии Королева, Вавилова, Глушко, Лангемака, тысячи их. На капиталистическом Западе было все то же самое, и как только исследование касалось идеологии, за которой стояла политика, начинался вой (см. Отчеты Кинси).