— Сабина, аристократка эфесская...
— Микена, дщерь царя кефалленского...
— Елена, горожанка аргосская...
— Лаиса, аристократка магнесийская...
— Ипполита, аристократка эфесская...
— Никилла, горожанка пилосская...
— Береника, аристократка митиленская!
Лесбосская красавица оказалась первой, кто искренне и неподдельно смутился, представ перед почтенным и многочисленным собранием. То ли благодаря природной гордости, то ли по еще не изжитой до конца застенчивости, Береника замялась и промолчала в ответ на первый же вопрос.
— Повторяю, — мягко и настойчиво произнесла Алькандра, — когда и при каких обстоятельствах доставили тебя в Кидонский дворец?
— Полтора месяца миновало, — еле слышно выдавила Береника.
— Благоволи говорить чуть погромче. Тебе внимают все...
— Полтора месяца назад, — послушно повторила Береника.
— Когда бывшая государыня... впервые овладела тобою?
Береника сделалась пунцовой, потупилась и, как ни уговаривала, верховная жрица, а ни единого нового слова, могшего послужить уликой против Арсинои, от молодой женщины добиться не удалось.
— Понимаю, — со вздохом сказала Алькандра, отпустив свидетельницу — Стыдливость по-прежнему крепка в ней, ибо слишком немного времени провела несчастная в этом логове... Что ж, мы выслушаем по тому же поводу показания третьего лица...
Упомянутое лицо оказалось не кем иным, как развязной тирренкой Ликой. Бойко и подробно соплеменница архипирата Расенны уведомила судей и «присяжных» о строптивости, которую проявила прелестная полонянка, об изнасиловании в царской купальне, о последовавших за оным непрерывных оргиях, где Береника по-прежнему оставалась главной фигурой и предметом всеобщих неустанных забот...
— Надлежит ли толковать услышанное как признание в противозаконных соитиях, да еще и совершенных путем принуждения? — грозно осведомилась Алькандра.
— И да и нет, — невозмутимо возразила этрурянка.
Воспоследовала мгновенная пауза.
— Принуждение и впрямь наличествовало, — с неподражаемой наглостью продолжила прекрасная Лика. — Государыня...
— Бывшая государыня!
Понятие «презумпция невиновности» возникло без малого два тысячелетия спустя.
Затем, в средние века, оно исчезло вновь, и окончательно возродилось лишь в новейшую эпоху. Посему верховная жрица Алькандра не колеблясь упоминала царственный сан Арсинои в прошедшем времени.
Погрешности против правил тогдашнего правосудия здесь не наблюдалось.
— Бывшая государыня, — охотно повторила тирренка, — пригрозила всем нам ужасной расправой, ежели пугливая дурочка не станет мягче промытого овечьего руна... Вот мы и старались... По мере сил...
— Так, — протянула Алькандра — Тебя-то, во всяком случае, пугливой дурочкой не назовешь...
И тут наложница Арсинои выпустила остро отточенную, умело отравленную стрелу.
— Я была некогда столь же, если не более целомудренна, чем Береника, — возразила тирренка с великолепно разыгранной обидой — Увы, после несчетных надругательств, коим я поневоле подверглась в первые же недели пребывания на острове Крит, оставалось либо рассудок утратить, либо стыд отринуть!
«Браво!» — мысленно сказала Алькандра.
«Гадина!» — мысленно воскликнула Арсиноя.
Ибо уж если кто из гарема и поражал ее разнузданностью и бесстыдством (а читатель, вероятно, понимает: поразить Арсиною в постели было весьма и весьма непросто), если кто и утомлял царицу безудержными натисками, то это Лика...
Причем Арсиноя убедилась в выдающихся способностях тирренки немедленно, сразу по прибытии той на Кефтиу...
«Браво! — опять подумала Алькандра. — Как видно, девочки поняли свое положение и решили спасаться сообща. Дружно винить во всем одну лишь повелительницу... Разумно».
По недосмотру ли, намеренно ли, но верховная жрица отнюдь не препятствовала свидетельницам общаться и советоваться.
Она вполне резонно рассудила: так будет гораздо лучше.
Оторванные от родины, беззащитные, по сути, никому не нужные пленницы могли рассчитывать на мягкость местных законов лишь выступая в роли пострадавших.
Оправдываясь безвыходным заточением.
Насилием.
Ссылаясь на угрозы и принуждение.
И, таким образом, неопровержимо доказывая: царица Арсиноя споспешествовала отвратительнейшей разновидности морского разбоя — работорговле.
Причем сама, вопреки священнейшим законам и вековым обычаям, чтимым и соблюдаемым любым и всяким настоящим критянином, владела тремя десятками рабынь, которых подвергала унижению, караемому смертной казнью.