— Теперь уяснила, — промолвила Алькандра после долгого размышления. — Неуклюжий молокосос. Грубость. Боль. Отвращение к соитиям. Пыл сменяется холодностью, наступают разочарование, горечь и злость — возможно, мстительная злоба... Ты этого страшишься?
— Да. Очень.
Элеана помолчала.
— Ничего не утверждаю, но летопись гласит: Адресту отдали супругу в двенадцать. Нашей красавице на год меньше.
— Послушай, — сказала, наконец, Алькандра, — ведь существуют возбуждающие отвары, настои...
— Нельзя. Они, помимо прочего, обостряют чувствительность, расширяют жилы. Девица сначала измучится непереносимой похотью, а потом обольется кровью и обезумеет от боли.
— А мазь? Ну, та, которую втирают возлюбленным Аписа?..
— Для девственницы? Опомнись, телочка!
Алькандра прикусила язык, поняв, какую смолола глупость.
— Следует поискать иной путь, — произнесла Элеана.
— Который, подозреваю, уже найден.
— Угадала.
— Внемлю, — сощурилась Алькандра.
— Сперва принеси обет молчания.
Женщины дружно поднялись и неторопливо двинулись на прогалину, где три часа назад Арсиноя увила золоченые бычьи рога лилиями, сделалась царицей и поставила Элеану в столь затруднительное положение.
Гирлянда по-прежнему пребывала на месте.
Громадный белый бык дремал чуть в стороне, опустившись брюхом на лимонный крупнозернистый песок и подогнув мощные ноги. Рога сверкали так, что больно было глядеть. Розовато-коричневые ноздри слегка раздувались. Животное не шевелилось. Лишь мимолетная дрожь, изредка мелькавшая по атласной шкуре, нарушала невозмутимую неподвижность священного исполина.
Тяжелые, ленивые веки еле заметно приподнялись, когда прохладная ладонь Алькандры легла на звериный лоб. Раздался шумный вздох. Взвились и развились потревоженные песчинки.
— Клянись, — негромко велела Элеана.
— Перед Аписом, — возгласила молодая жрица, — благосклонно принимающим поклонение мое, перед Аписом, растворившим ложеса мои, дабы извергнуть изобильное семя...
* * *
Алькандра слегка порозовела и запнулась на кратчайший миг, ибо право давать утвержденную обычаем высшую клятву приобрела только недавно.
Вспомнила, как вонзилась в сокровенные недра ее тела первая струя — тугая, долгая, обжигающе горячая. Как хлестнула вторая, ударила третья.
Как постепенно стихало бычье буйство и толстенный уд переставал бушевать в настежь распахнутом влагалище, источая последние жаркие плевки. Как обмяк и выскользнул вон.
Как из переполнившегося чрева хлынул наружу целый поток вязкой, густой жидкости.
Загодя обработанное чудодейственным снадобьем лоно приобретало на несколько часов изумительную податливость и уступчивость. Рецепт мази содержали в строгом секрете, и только лекари получали ее в небольших количествах, дабы облегчить роды. Беременные критянки не ведали опаски, а когда наступал урочный час, производили на свет новое дитя быстро и безболезненно.
Разъемная деревянная телица обеспечивала зажатой внутри женщине вполне достаточную безопасность. Фаллос достигал своей трепещущей цели, минуя глубокую сквозную прорезь. Яростному натиску создавали разумный, хотя и не слишком щадящий, предел.
Чаша терпковатого питья сражала неопытную избранницу неодолимым сладострастием. А полая телка была изощренно выстлана грубым, шершавым войлоком, который при первом же прикосновении вливал добавочный пламень в уже взбудораженные сосцы.
Устроив широко раздвинутые, согнутые ноги в просторных бедрах изваяния, женщина ложилась лицом вниз, а проворные жрицы пристегивали ее запястья к маленьким бронзовым кольцам, ввернутым в середину телочьих боков.
— Дабы, невзначай испугавшись, — пояснила Элеана, — ты не могла вырваться и сама причинить себе ущерб.
Две откидные створки, образовывавшие коровью спину, мягко смыкались над головой, слабый свет сочился только сквозь овальные отверстия в брюхе: свежий воздух требовался женам Аписа непрерывно.
Затем подводили быка...
* * *
— ...обещаю, — продолжила Алькандра, — ни словами, ни письменами, никому и нигде не выдавать и не разглашать того, что услышу и уведаю по соизволению Элеаны, достославной и многомудрой. Клянусь в этом и присягаю.
Точеная ладонь осторожно соскользнула с бычьего лба.
Алькандра не мигая смотрела в зрачки наставницы.
— Понимаешь, — раздался негромкий голос, — надлежит охранить и уберечь всеобщее благо. А посему следует нарушить и попрать суровый, незыблемый закон...