— Уймись, ненормальный! — не выдержала я.
А Серый всё подвывал, иногда замолкая и прикладываясь к кувшину с брагой, чтобы промочить горло. Или чтобы ещё лучше отыграть сцену:
— Только не бей меня больше сковородкой, пожалуйста! Хотя бы не по голове, а то только-только в глазах темнеть по утрам перестало!
— Ты что несёшь?!
— Молчу, молчу, любимая! Я понял, сплю сегодня у крыльца на коврике! Можно хоть дерюжку подстелить?
Я уж и сама гоготала. Ну как на такого зло держать? Дитё малое, право слово! Подумаешь, чуть поцапались. Эка невидаль? Может, устал человек за день, а я на него налетела сразу.
Зрители всё пытались подлить масла в огонь:
— Баба!
— Сразу видать, кто в семье голова!
— Что ж ты спину гнёшь?
— Всех мужиков опозорил!
Вот мерзавцы! Им лишь бы сплетен подсобрать, а кто прав, кто виноват — знать не знают да и всё равно. Так бы языки злые и повырвала!
— Позор мне, позор, — безропотно согласился Серый.
— Значит так, — включилась я в игру, — теперь носить меня повсюду будешь на руках…
Серый, не мешкая, подхватил меня и с лёгкостью закинул на плечо. Мужики завистливо ахнули: я хоть и некрупная, но всё ж силы тощий пришелец, видно, немалой. Запомнили.
— Ещё, — спокойно продолжила я, слегка покряхтев, — букет васильков у подушки каждое утро.
— И зимой?
— Зимой в первую очередь!
— Чай из свежесобранной липы и…
— Тумака? — без особой надежды подсказал супруг.
— Только что испечённый крендель из белой муки, — мстительно закончила я.
Серый скалил зубы и кивал, мол, всё сделаю, только не злись. А я, в совершенно глупом положении, неудобно упираясь животом в острое плечо, чувствовала, что злюсь всё меньше. Кажется, и нету на свете ничего, что могло разлучить нас. Я бы обняла мужа от избытка чувств, но дотянулась только куснуть за бок.
Многострадальная дверь харчевни снова шумно распахнулась. Внутрь ввалился плечистый волосатый мужик с вилами наперевес. Светолик удивлённо воззрился на чумазого, явно только оторванного от работы посетителя: зачем пожаловал?
— Нашлись, голубчики! — мужик наставил перст[4] на Серого (ну и на мой зад заодно, коль скоро я на его плече висела), — сейчас мы вас!
Не успели мы сообразить, что к чему, как волосатый выскочил на улицу и убежал. Странный какой- то.
Откуда ж могла беда прийти? Знамо дело, следующей в харчевню вплыла Всемила. С опухшими красными глазами, но аккуратно прибравшая остатки волос под праздничный расшитый кокошник с убрусом[5]. На вытянутых руках, словно безвременно погибшего героя, она несла срезанную косу. Странно, что траур не надела, показушница.
За Всемилой шла толпа.
В толпе были парни помоложе, мужики погрознее и бабы поскандальнее. В руках почти каждый нёс хоть дрын или лопату, а у одного даже мелькнул топор.
Я задрыгала ногами, пытаясь рассмотреть, что к чему, и Серый аккуратно опустил меня на пол.
— Вот они, злыдни! — завопила девка, — добрым людям гадят, жизни не дают! Поглядите, что наделали!
Бывшая красавица противно заголосила и подняла косу вверх, чтобы все разглядели. Серый округлил глаза:
— Девица, это ж кто тебя по головке так стукнул, что ты на добрых людей напраслину возводишь?
— На добрых?! — завопила она пуще прежнего, — да разве добрые люди опозорят девицу невинную на весь край?!
Толпа возмущённо загалдела. Мои бывшие собутыльники придвинулись, чтоб не упустить чего интересного, но встать с мест против пришедших и не подумали.
— Да кто ж тебя тронул? — не понял мой наивный супруг.
— Да вот ты, ты и тронул! — так возмутилась Всемила, что даже я ей на миг поверила, — ты, похабник, соблазнил, а баба твоя ревнивая выследила меня да косу срезала-а-а-а!
В толпе сердито переговаривались.
— Что за ерунду несёшь? — возмутился Серый.
Я смущённо кашлянула. Муж с ужасом воззрился на меня:
— Я её и пальцем не тронул!
— Ая тронула…
— Фроська?!
— Что «Фроська»?! Она чужого мужика со двора свести пыталась, кто ж такое стерпит? А вы, — я обратилась к защитникам девичьей чести, — постыдились бы в бабьи разборки лезть! Чего дубинами размахиваете? Чай только напугать ими и можете. Ну, подходи! Кто готов один на один?!
Серый в ужасе оттащил меня назад: чуть было первой в драку не кинулась. А что? Я бы всем желающим не волосы, так руки повыдёргивала б!
— Фрось, посмотри на меня! Фрося! Ефросинья!