Желающих вступаться за честь обиженной девки резко поуменьшилось. Всех Светолик, конечно, не зашибёт, но первым, даже если единственным, быть не хотелось никому. А харчевник продолжал стыдить:
— Вы хоть разобрались, что к чему, прежде чем дров наломать? Девку-то кто хоть попытал, али, ежели красивая, так обязательно честная? Повитуха её поглядела?
Защитники удивлённо переглянулись. Проверить, не врёт ли Всемила, никому в голову не пришло.
— Пойдёшь к повитухе? — я тряхнула дурочку. Лицо некрасиво сморщилось, светлые очи превратились в узкие щёлочки, кокошник давно сбился набок.
— Не пойду… — прохныкала Всемила.
— Пойдёшь, спрашиваю, доказывать, кто тебя соблазнил, али правду признаешь?
— Не пойду, не признаю! — кричала упрямица, заливаясь слезами.
— Да не мучай ты девку, — послышались неуверенные просьбы из толпы, — набрехала, с кем не бывает…
— Вы за клевету этой девки нас только что чуть насмерть не забили, — возмутилась я, — я её теперь живьём сожрать могу!
Серый искоса глянул на меня: правда собираюсь или только угрожаю? Но меня и не тянуло обратиться. Волчица и так была рядом, вкладывала силу в ладони, но теперь уж прекрасно понимала, когда не надо вздыбливать шерсть.
— Ну-ка разошлись! — снова вступил Светолик.
— Вот-вот, разошлись, — поддакнула я.
— Ты тоже, — обратился харчевник ко мне, — пусти Всемилу.
Самострел многозначительно указал на меня. Серый сдвинулся, закрывая харчевнику обзор:
— Фрось, правда, пусти. Не трогал я её. И она это знает.
Всемила уже и не пищала, только неуклюже поползла к выходу.
Серый ухватил меня за плечи и поднял с пола, на котором я так и осталась сидеть без сил, прижал к груди и повёл к выходу:
— Ну его, болото это. Как можно скорее уйдём, — шепнул он мне на ухо.
Я сидела на скамье и безразлично глядела в стену. Весея уже залезла на полати, отгородившись от молодых занавеской, не слышно было даже тихого дыхания. Серый заключил меня в объятия такие крепкие, что ещё чуть и затрещали бы рёбра, упёрся подбородком в макушку, поглаживал по спине и молчал.
Молчание затягивалось.
— Фросенька, я боюсь за тебя.
— Я вполне могу за себя постоять. Сам видел.
Серый обнял меня ещё крепче и горько вздохнул:
— К сожалению, видел…
Помолчали.
— Тебе тяжело?
Я передёрнула плечами:
— Ну ты б чуть руки расслабил, а то придушишь ненароком…
Муж засопел — отпускать не хотелось. Будто завтра расстаёмся.
— Тебе тяжело ладить с волчицей?
«Уже нет».
— Немного.
— Прости меня.
— Ты дурак, — сделала я вывод.
— Это точно. Я снова сделал всё неправильно. В Озёрном Краю я искал человека… волка, который бы помог тебе привыкнуть. И вчера ночью я напал на его след.
— Нашёл? — равнодушно поинтересовалась я.
— Лучше бы не находил…
— Он не поможет?
— Он сумасшедший.
— А я — нет? — я и сама уже сомневалась, в своём ли мы уме. Два неприкаянных оборотня. Без дома и семьи. Без родного угла и давно забывшие обо всём на свете, кроме спасения собственных шкур. Разве это — жизнь?
— Все мы немножечко, — многозначительно протянул любимый, — он дал мне несколько советов. И я хочу верить, что они правильные. Поэтому я хочу, чтобы ты знала: я всегда рядом. Не уйду, не оставлю и никому тебя не отдам. Даже если попросишь.
Я не попрошу.
Надеюсь, что не придётся.
Глава 6. Поворот
Манящая, пряная, щекочущая моросью ноздри.
Она подкрадывается сзади и закрывает глаза мокрыми ладонями.
Грустно улыбается и накидывает тьму на плечи, но никак не может согреться.
Она не видит звёзд. Прячется от солнца, заворачивая землю в кокон туманов.
Она обещает сказку. Но сама боится в неё поверить.
Осень наступила так внезапно, что никто и слова молвить не успел.
Сегодня я бегала в лесу одна. Отпустила волчицу, дала ей волю, отбросив страхи, и вместе с ней вдыхала мокрую землю и влажный листопад. Я не перечила. Она не злилась. Поладить оказалось не так сложно.
Перекинулась недалеко от деревни. Женщины привыкли к боли. Испокон веков каждый месяц Мать-Земля напоминала, что мы — матери: дающие, дарящие, создающие жизнь. И мы привыкли принимать послание с гордостью, хоть и через боль. Превращаться… неприятно. Но сливаться воедино с силой, ломающей кости, чтобы родить тебя заново — иной, свирепой, живой, совершенной
— стоит того.
Напрягая мышцы, почувствовала, что волчица никуда не делась. Сейчас я, может, и человек, но зверь бежит по жилам, отзывается с биением сердца, принюхивается при каждом вздохе.