Доброта всегда выходит боком: погибли родной брат и сын Владимира. Но он все равно пытался уговаривать двоюродного брата Олега: «Посмотри, брат, на отцов наших: много ли взяли с собой, кроме того, что сделали для души своей?». Владимир в своей переписке использовал высокий поэтический слог. Как это должно было воздействовать на впечатлительные умы его современников!
Силой слова и оружия Владимиру удалось в 1097 году усадить за стол переговоров Давыда Игоревича, Василька Ростиславича, Давыда и Олега Святославичей, Святополка Киевского. Князья кое-как уговорились оставить наделы, — у кого что есть и кому что завещал Всеволод, — поцеловали крест, поцеловали друг друга и до поры разъехались. Обещание не трогать племенных наделов нарушало старое правило совместного владения землей.
Мономах честно, до мелочей соблюдал все договоренности, и это было подозрительно. Стали перешептываться при дворах его братьев. Стали поминать убитых: «кровь взывает к отмщению!» и т. д. Больше всех от клеветы пострадал Василек. Он во всем бескорыстно поддерживал Мономаха, согласился на третьестепенный надел — Требовль. Естественно, все думали, что он замышляет передел: Мономаха в Киев, себе — Владимир Волынский. Больше всех клеветал один из Давыдов — Игоревич. Он подбил Святополка на преступление. Они заманили Василька в Киев ко двору. Тот был предупрежден, но понадеялся на крестное целование. Василька заковали.
Здесь разыгралось первое в истории Руси публичное судилище над врагом народа. Были созваны бояре, дворяне и даже представители трудящихся, которые стали, конечно, единогласно орать: «смерть!». Попы сгоряча кинулись было заступаться, но потом, по обыкновению, пошли помолиться. Князь киевский колебался. Тогда Давыд Игоревич стал пугать его последующими притязаниями и местью Василька и уговорил на смягченное наказание. Историк и Писец приводят дикое описание ослепления Василька: как его вывезли за город, как точили нож, как он в ужасе и крике отбивался от палачей, как закатали князя в ковер, как придавили его досками и переломали ему ребра, как мясник изрезал ему все лицо и вырезал наконец оба глаза. Повезли Василька в беспамятстве во Владимир к Давыду Игоревичу. Везли 6 дней, по дороге он совершенно пришел в себя: видно не задели никаких вен, артерий и т. п. Давыд Игоревич посадил слепого «брата» под стражу из 30 человек при двух офицерах-отроках.
Теперь надо было ждать возобновления боевых действий. Ошеломленный Мономах по-прежнему начал с приглашения на переговоры: «Приезжайте, братья, исправим зло, какое случилось теперь в Русской земле». Олег и Давыд Святославичи плакали от огорчения, собрали большое войско, пошли на Давыда Игоревича к Владимиру. Заодно нажали на Святополка: ты что натворил, зачем бросил нож между нами?! Святополк трусливо отнекивался: я не я, это все Давыд, он все мне донес на словах, и как было не поверить и не ослепить брата? Да и ослепил его не я… — и прочий нелогичный бред. Оправдания приняты не были за идиотизмом, да и хотелось повоевать. Братья стали готовить ночное форсирование Днепра, Святополк собирался бежать, а киевлян бросить. Его не отпустили, собрали крупную делегацию из священников, почетных граждан, вдовствующей великой княгини. Пошли переговоры. Принудили Святополка идти на Давыда Игоревича, раз виноват — он.
Тем временем во Владимире Давыд пригласил к себе Писца Василия, чтобы воспользоваться высоким авторитетом российского журналиста. «В одну ночь, записал Вася, — прислал за мной князь Давыд: „Иди в темницу к Васильку и пусть он пошлет своего человека и остановит наступление братьев. Я ему за это дам любой из своих городов“».
Василий провел переговоры. Несколько раз, как челнок, бегал в яму и обратно в терем. Слепой советовался с ним, каялся в намерениях воевать с поляками и половцами, в общем, доверился, как адвокату. В целом, переговоры зашли в тупик, но война не начиналась, и Давыд, будучи законченной сволочью, пошел забрать имения Василька — бесхозный Требовль. Его не остановила даже Пасха. Давыда встретил брат Василька Володарь. Сильно испугал. Давыд все опять стал валить на Святополка и выдал слепого брату.
Тут начинаются подвиги Василька. Слепой князь садится на зрячего коня и говорит ему: «Даешь, Савраска, врага нашего!». При этом формальным поводом для войны служит не месть за ослепление, а воровской захват Давыдом кое-каких земель. Василек пошел на Всеволож, осадил и взял его. Давыд успел бежать. Всеволож был сожжен, жители и военные вырублены начисто. Неповинные опять ответили жизнью за одного негодяя. Затем осадили Давыда во Владимире. Была послана делегация с требованием выдачи — не Давыда! — исполнителей приговора над Васильком. Но палачи успели разбежаться. Пришлось Давыду, спасая шкуру, ловить их по городам и весям. Поймали двоих из трех. Картинно повесили карателей — тех, кто «только исполнял приказ», затем дружно расстреливали их тела из луков. Наш Вася-Писец, возгордившись своей ролью в этом деле, позволил себе авторитетное мнение: «Не стоило Васильку мстить самому, пусть бы это сделал Бог!».