Ярослав сел княжить в Киеве. Новгородцев щедро одарил: выдал всем по 10 гривен, даже смердам — по одной! Хошь пропей — хошь носи на здоровье…
Но братское чувство не утихало. Святополк привел на Русь поляков. Ярослав без боя бежал в Новгород. Поляки хамили киевлянам и надоели Святополку. Он тихо подзуживал на них киевлян. Пришлось полякам бежать. Они прихватили имущество Ярослава, двух его родных сестер (Опять Рогнеда! Плодовитое изгнанье!.) и всех бояр. Казначеем при трофеях у оккупантов пристроился известный нам Анастас…
Ярослав в Новгороде стал укладывать вещи на лодки — бежать в Скандинавию. Новгородцы порубили лодки. Собрали деньги — больше, чем князь им подарил. Сказали: хотим еще бить Святополка. Пошли на Киев. Выгнали Святополка. Тот нанял печенегов. Ярослав вышел им навстречу. Сошлись на месте убийства Бориса. Тут уж Святополк никак победить не мог. Кровь заполнила окрестные ручьи. И опять Святополк побежал в Польшу…
Так бы и крутилось это колесо («у попа была собака»), но тут Святополк умер при невыясненных обстоятельствах.
Был уже 1023 год. В живых оставалось еще два брата Ярослава — Мстислав и Судислав. Идея монархии нравилась мудрому Хромому, и он не торопился братьям ничего давать. Мстислав, жесткий рыцарь, похожий на деда Святослава, пришел разбираться из Тмутаракани, где жил геройскими делами — грабежами да набегами. Мстислав с хазарами и касогами разгромил варяжское войско Ярослава, тот опять бежал в Новгород. Мстислав, впрочем, был человек порядочный, в Киев не пошел. Написал брату: иди в Киев, а я возьму левый берег Днепра. Ярослав перемудрил — не поверил. Собрал огромное войско и через год пришел на юг.
— Ты чего с войском, Слава?
— Мириться пришел, Славик! — Помирились. На условиях Мстислава. Тот сел в Чернигове, и стали жить в «братолюбстве».
— Была тишина великая в Земле! — сыто царапал Писец.
Мстислав умер в 1035 году геройски — на охоте. Ни один из князей не оставил по себе такой восторженной памяти в летописях. Он был дорог россиянам богатырским, бесхитростным характером. Его поведение не омрачалось никакими подлыми уловками. В летописи о нем нет никаких поздних вставок и подтасовок в угоду церкви или Империи. Как документальный факт, а не былина, приводится такой эпизод. Перед битвой с касогами, когда два войска уже стояли друг против друга и горячились, вышел вперед касожский вождь Редедя. Он был огромен, накачан и нагл. Хотелось ему покрасоваться перед своими и укрепить авторитет.
— Эй, Мстислав! Чего людей губить? Высылай кого-нибудь покрепче поборемся. Кто победит — возьмет жену, детей и землю другого! — широкий жест — забота о рядовых бойцах…
Вышел сам Мстислав. Он, как и дед, был коренаст, и бицепсов у него под рубашкой не видать было. Касоги стали смеяться, отпускать по поводу князя хамские шуточки. Но в долгой схватке один на один Мстислав поднял и расшиб Редедю о землю. Потом зарезал его. Уговор был исполнен — Мстислав стал князем касожским, вождем огромного войска, с помощью которого потом усмирил Ярослава и контролировал всю левобережную Украину.
Таких бы всех нам князей!
Со смертью Мстислава закончился особый период русской истории. Пролегла неуловимая, незримая грань, затуманившая романтические подвиги и грехи молодой нации. Там, в полях и лесах первого тысячелетия, осталась первородная, языческая, русалочья Россия. Туда теперь могут возвращаться только художники и поэты. Там они дышат особым воздухом душевной свободы, не скованной строгими правилами церковных и партийных догм.
Хотите пример? Вот он.
А. С. Пушкин в 17 лет пишет величайшую русскую поэму «Руслан и Людмила». Куда он помещает героев? Конечно, ко двору Красного Солнца, в ковыльную степь, в буреломы больших дорог и великих лесов, в хрустальные гиперборейские горы, в Лукоморье. Кто его герои? Дочь Владимира, волхвы, колдуны, богатыри, хазарский хан Ратмир, скандинав Фарлаф, Рогдай, в одиночку выходивший на 300 печенегов! (достоверные сведения Историка С. К.) Знакомые все лица.
Но что-то вызывает томление. Здесь что-то не так. Руслан убил Рогдая бросил русалке молодой (это у Пушкина). Писец наш помечает смерть Рогдая 1000-м годом. Владимира, потерявшего дочь, поэт сочувственно называет стариком. Понятно, что в 40 лет Владимир при его бурной жизни мог казаться стариком 17-летнему Саше Пушкину, но все равно: крещение Руси давно миновало! Уж лет 15 как все обращены в истинную веру. Но что-то никто из богатырей не помечен крестиком нательным. И свадьба Руслана и Людмилы проходит без видимых признаков венчания — под языческую музыку: «Все смолкли, слушают Баяна…». И в постели поминают Леля, а не Божью матерь. И нигде: ни в бою, ни в предсмертных муках, ни в отчаянье или радости — не взывают к христианским святыням. Даже просто не воскликнут: «Слава богу!» Почему? А потому что только намекни Пушкин на православие Руси, как сразу полезут в терем Владимира черноризцы, потащат Людмилу причащаться и читать канон на сон грядущий, потянутся выяснять, а крещен ли Руслан и чей он сын (имя у него какое-то подозрительное). В общем, испортят весь сюжет, и писать уж будет нечего. Вот Саша Пушкин и пробросил лет 20 казенного курса лицейской истории. И правильно сделал. Ай, да Пушкин!.
Россия богатырская держалась на трех китах: на князе, на дружине, на народе.
Князь мудро правил и воевал.
Дружина его сопровождала, охраняла, решала тактические задачи подавляла мятежи, в разумных пределах отражала нападения, поставляла дипломатов, посыльных, богатырей, разведчиков, командиров для сборных полков; дружина была княжеским парламентом, советом и семьей, думала и пировала с князем, охотилась на зверя и девок; потом все вповалку спали. Дружина для князя-богатыря была всем.
Народ дружину и князя кормил, строился в полки, тоже воспитывал богатырей, составлял основу экономики.
Почитайте русские сказки и былины. В них почти не осталось исторической достоверности. Но они сохранили тот общественный и природный фон, которого не стало с приходом на Русь христианства.
ЧАСТЬ 2. Кровь (1035–1224)
Наступило новое время. Время государственного строительства, чиновничества, законов. Князь Ярослав стал править в одиночку. Он избрал монархический путь развития страны. Сохранил христианство, удобное для строительства Империи, но митрополита посадил уже своего — из русских. Ярослав, в отличие от предков, умел читать и пытался распространить грамотность, естественно, только среди своих. В Новгороде была открыта школа на 300 учеников — поповских и боярских детей. Ярослав первым из князей занялся созданием государственной системы со всеми ее элементами.
Он укрепил границы: стал расселять на пустынных окраинах пленных поляков и другие, еще не крещеные, но не совсем дикие народы. Велел строить пограничные города. Принял тактику Добрыни — грабить окраины в пользу центра: чем ближе к столице, тем меньше дань; провинция — основной налогоплательщик; спасибо, Добрыня Никитич, по сей день так живем!.
При Ярославе наехало на Русь огромное количество монахов. Князь покупал у них, выписывал и заставлял переводить новые книги. Писец наш валился с ног! Под общей редакцией князя вышел первый на Руси нерелигиозный труд гражданский устав Русская Правда.
Слово «правда» сейчас несколько изменило свой первоначальный смысл. Мы воспринимаем «правду» как оценочную категорию: это — правда, а это неправда. Синонимы и антонимы к слову «правда» тоже таковы: истина, ложь… На самом деле, правда — это процесс. Такой же, как еда, борьба, вражда. На Руси словом «правда» описывали действие — «происходит правда», «князь начал правду», то есть начал править суд. Так что Русская Правда дословно расшифровывается как «принятые на Руси меры наказания» или «русский процессуальный кодекс». Это отступление я сделал для того, чтобы мы с вами не подумали сгоряча, что законы Ярослава дают мудрый и исчерпывающий ответ на вопросы «Что на Руси есть истина» или «Кому на Руси жить хорошо». Князю просто необходимо было записать какой-то порядок суда, чтобы в Новгороде не отрубили голову за то, за что в Киеве только пожурят.