О квартире не приходилось и говорить. У младшего научного сотрудника не бывало собственной жилплощади с тех пор, как он покинул родную деревеньку Выползово и ушел в мир за получением высшего образования. В настоящее время он проживал на правах субарендатора угла у пенсионерки Гликерии Федоровны в деревянном доме с полным отсутствием «прочих удобств». Жилищная комиссия месткома, где преобладали незамужние члены профсоюза, систематически отказывала в удовлетворении заявлений Утехина, мотивируя тем, что он холост. Будто холостой человек, как некий ангел, способен проживать в безвоздушном пространстве и спать на облаках. Утехин отлично понимал, на что его коварно подталкивает жилищная комиссия, но предпочитая ютиться у Гликерии Федоровны, нежели добывать жилплощадь столь дорогой ценой.
Лешка твердо решил жениться только после получения кандидатской степени, дабы без времени не усложнять научную работу заботами о потомстве. Тем более что на научную стезю Утехин попал уже опытным человеком.
После окончания строительного института Утехин собирался ехать на крупную стройку Сибири, Урала или, на худой конец, в район Курской магнитной аномалии. Но к моменту распределения вышло постановление об улучшении состояния жилого фонда, и вместо великой стройки эпохи Лешка оказался прорабом ремонтно-строительной конторы. Три года он честно занимался починкой протекающих крыш, облицовкой балконов, заменой плинтусов, переборкой паркета, сооружением мест общественного пользования и сезонной окраской пивных павильонов в парках.
День в день Утехин отбарабанил в ремстройконторе положенный срок и подал заявление об уходе.
Оказавшись на воле, Лешка сунул в карман компенсацию за неиспользованные отпуска и отправился на отдых в родное Выползово. Там, греясь на солнышке и размышляя с удочкой на берегу Оки, он понял, что его жизненный путь — это служение науке. Именно к ней он чувствовал неосознанное влечение еще в детстве, когда мастерил ветряные мельницы и часами просиживал возле муравейников, пытаясь понять их многоликую и таинственную жизнь.
Возвратившись из деревни в славный стольный град, Лешка направил стопы в научно-исследовательский институт, занимающийся вопросами строительства.
Поступить на работу в институт оказалось непросто, ибо тягу к науке ощутили многие молодые люди. Решающим доводом, склонившим кадровые весы в сторону Лешки, оказалось то, что он имел первый разряд по бегу.
— Ценно, — сказал кандидат технических наук Жебелев, когда ему представили инженера Утехина, выразившего желание работать во вверенном Жебелеву секторе экономической эффективности. — Очень ценно.
Лешка хлопал ресницами, пытаясь понять взаимосвязь между работой в научном институте и приобретенным во время студенческих олимпиад спортивным разрядом, о котором он упомянул в автобиографии с той лишь целью, чтобы сделать ее немножечко подлиннее.
Но это случайное обстоятельство определило не только решение вопроса о приеме инженера Утехина на работу, но и круг его научных обязанностей.
— Сядете пока на организацию материала, — сказал Николай Павлович Жебелев новому сотруднику.
«Сидеть» на организации материала было прямо противоположно грамматическому смыслу этого распространенного глагола. Занятие оказалось стиль подвижным, что уже через несколько месяцев работы Лешка стал подумывать, не повысить ли ему спортивную категорию. В беге на длинные дистанции с препятствиями он теперь наверняка бы выполнил норму мастера.
Шофер, искоса поглядывавший на Лешку, наконец не выдержал и, кашлянув, полюбопытствовал, какой же наукой он занимается.
— Экономика, — ответил Утехин, застегнул воротник рубашки и, помолчав, добавил: — Точнее, экономическая эффективность применения сборного железобетона в строительстве… Рациональное применение вон тех штук, что у вас в прицепе нагружены.
— Ну-ну! — отвердев лицом, буркнул шофер и закрутил баранку, выворачивая МАЗ на разбитый проселок. — Держись, наука! Сейчас компот начнется!
Передние колеса машины ухнули в выбоину. Лешка подскочил на сиденье и стукнулся головой о потолок кабины.
Яростно скрежетала передача. Водитель торопливо сбрасывал газ, прибавлял его и жал на тормоза. МАЗ мотало из стороны в сторону, что-то надсадно скрежетало, скрипел кузов. Мотор то выл, как собака по покойнику, то стрелял, как автоматическая зенитка, оглушительными выхлопами.