Черные носатые грачи, кормившиеся по соседству, на скошенном хлебном поле, сбились в кучу, удивленные невиданным разноцветным многолюдством. В колхозном поселке пиликала воскресная гармонь, и по улицам прогуливались парами и в одиночку законно отдыхающие подшефные…
Потная и возбужденная Инна Замараева уселась эластичными брюками на грязную корзину и азартно лупила пучки моркови о Лялькины голландские сапоги. Руки ее мелькали, как у рекордсменки по сбору чайного листа. Орлиный нос морщился от пыли, на грязных пальцах отчаянно молил о пощаде вдрызг загубленный маникюр.
— Нажми, мальчики! — то и дело покрикивала она, оглядываясь назад. Там, отстав на добрые десятка три метров, одиноко трудился Петр Петрович Восьмаков. Он занимался сбором ранней моркови индивидуально, с той же сосредоточенностью и тщательностью, с какой проверял по подлинникам цитаты выдающихся экономистов.
— Славка, бери корзину!.. Розочка, передохни, ты же почти мать-героиня, детка моя, тебе вредно так переутомляться!.. Как, Лешенька, подходящая опохмелочка подвалила? Не будешь теперь морально разлагаться накануне шефских мероприятий… Ладно, выручу тебя в обед.
Шлеп!.. Шлеп!.. Шлеп!.. Перед изумленным Харлампиевым опускались мешки с ранней, нежно-розовой, как созревшие яблоки, морковью. Они грудились в ряд, доверчиво приваливались друг к другу пузатыми боками. Привычные к строю глаза Харлампиева выровняли первую мешочную шеренгу, затем сдвоили ее ряды, строили их. Торопливо отмечая в списках дроби, Харлампиев с удовольствием поглядывал на растущую шеренгу увесистых мешков.
В пятнадцать часов двадцать восемь минут Лешка Утехин опрокинул в мешок последнюю корзину моркови. Инна Замараева выхватила из карманчика голубую ленту и собственноручно завязала грубую ткань, распустив на ней подарочный бантик. Славка Курочкин одиноко заорал: «Ура!» Старший экономист Розалия Строкина выпрямила трудовую спину и поправила очки.
Затем Лешка нес мешок, а за ним по борозде, след в след, шагали Инна и Славка. Чуть отставая, торопилась Розалия, спотыкалась, роняла очки к улыбалась измазанным круглым лицом.
— Норма! — сипло оказал Лешка и скинул мешок с голубым бантом к ногам организатора-распорядителя.
Харлампиев недоверчиво оглядел мешок, зачем-то ткнул его пальцем и лихорадочно принялся складывать дроби. В итоге у него не хватило трех седьмых мешка. Но организатор-распорядитель великодушно простил передовикам такую мелочь и разрешительно махнул рукой. С радостным гоготом передовики помчались к автобусам.
На полпути Лешка Утехин незаметно нырнул в кусты. Его гордая душа не могла перенести неотвратимого унижения у автобуса. К обильным, высококалорийным и разносторонним запасам товарищей по ударной работе Лешка мог добавить лишь кусок черняшки и одну маслину. Вторую маслину он уничтожил еще по дороге в колхоз, чтобы немного унять горение в животе, опаленном вчерашним товарищеским ужином.
Когда производственная группа, выполнившая задание, понеслась к автобусу, Утехин сунул руку в карман пиджака и обнаружил в его дальнем уголке смятый, невесть как уцелевший рубль. План возник молниеносно. «На парах» сбегать в колхозный магазин и вернуться к товарищам равноправным человеком. С двумястами граммами ветчинорубленой колбасы, городской булкой, бутылкой лимонада и пригоршней ирисок «Золотой ключик» для Инны и Розалии. Лешка пробрался сквозь тальники и скоро оказался на окраине поселка подшефного колхоза. Он остановился, чтобы перевести дух, и заодно съел черный хлеб и обсосал последнюю маслину. Немного приглушив алчную пустоту в желудке, он бойко двинулся к магазину.
«Уехала на базу» — лаконичная надпись на листке из ученической тетради, пришлепнутая на двери сельмага, ударила Лешку по темени.
— Бабуся, а когда она с базы вернется? — наивно спросил он у какой-то прохожей-старушки, остановившейся поглядеть на незнакомого человека.
— Во вторник, милок, а может, в середу, — охотно объяснила старушка. — Дочь она замуж выдает. По третьему разу Лариска хороводится. Так что ране середы, милок, им никак не управиться.
Лешка уныло побрел от магазина. Наспех проглоченный кусок черного хлеба и горькая маслина вызвали жажду, разгоравшуюся с быстротой подпаленной соломы. Лешка метнулся вдоль улицы, но не обнаружил ни начатков водопроводной цивилизации, ни элементарного колодца с этаким поэтическим журавлем.
Мудрые книги, прочитанные младшим научным сотрудником, развили в его сознании передовую мысль, что в трудностях человек не может оставаться один. В такие минуты ему надо смело шагнуть в объятия человечества.