Еще Лешка подумал, что придется расстаться с Жебелевым, который, несмотря на все свое ехидство и требовательность, мужик головастый, а главное — порядочный. Черное он всегда зовет черным, а белое — белым. Восьмерок ни у кого за спиной не закручивает.
Если Лешка уйдет из сектора, то вопрос, запертый пока в особую папку Жебелева, словно джин в бутылку, тоже будет решаться без его участия. Чужие руки обобщат материалы, собранные неустанными трудами Утехина, и мало кто узнает о теоретической прозорливости младшего научного сотрудника.
— Но тема моей диссертации теснее всего профилирует с исследованиями вопросов экономической эффективности, — неуверенно сказал Лешка.
— Странно, что вас, дорогуша, тревожат какие-то пустяки, — откликнулся Лаштин, уже начавший недоумевать, почему этот розоволикий младенец не торопится проглотить жирную наживку, которую поднесли к его рту. — Пересмотрим план диссертации, усилим теоретические разделы, и все отлично впишется в профиль нового сектора.
Получив ответ на вопрос, чем ему надо платить, Лешка задал себе еще один вопрос: почему зам по науке желает, чтобы младший научный сотрудник Утехин непременно перешел в другой сектор?
Этот вопрос поставил Лешку в тупик. Не потому, что у него недоставало сообразительности, а потому, что у него был мал, как сейчас говорят, объем информации, и не могли возникнуть обратные связи.
Поскольку объем информации увеличивается с истечением времени, Лешка решил это время получить. Тем более что неясность в мотивах, которыми руководствовался Лаштин, обещая немедленно золотые годы, требовала осмотрительности. Утехин не мог покупать воробья, раскрашенного под канарейку. Для этого у него не было излишних материальных и моральных ресурсов.
Лешка поблагодарил Зиновия Ильича за внимание и столь лестное предложение. Он сказал далее, что научный работник должен решать жизненные и служебные вопросы лишь с точки зрения положительного значения их для перспектив и собственных исследований. Поэтому он просит дать три дня для окончательного ответа.
Когда Утехин почтительно, в подобающих выражениях, с необходимой аргументацией попросил отсрочку, у Зиновия Ильича от удивления отвисла челюсть. Вместо Нерона он сразу стал походить на Людовика Шестнадцатого, которому французы отрубили башку на гильотине. Лаштин судорожно проглотил невидимый сухой комок, застрявший в горле, и снова показал в растерянной улыбке зубы. Пальцы его перестали стучать по плюшевому подлокотнику дивана. Они сжались в кулачок, и Утехин неожиданно подумал, как плохо жилось римлянам при Нероне.
— Пожалуйста, — старательно пряча жестяные нотки в голосе, ответил Лаштин, — безусловно, я не могу настаивать на немедленном ответе… Хотя, признаться, меня удивляют колебания. Такие предложения, Алексей Федорович, люди в вашем возрасте и с вашим, приношу извинения, багажом получают крайне редко. Благоразумие, надеюсь, подскажет вам ответ. Договорились — три дня!
Лешка пожалел, что не поддался соблазну. Пожалуй, не стоило испытывать судьбу, задавая ей каверзные вопросы. Жизнь не очень любит на них отвечать, да еще искренне.
Но тут зам по науке, как говорят восточные мудрецы, «потерял лицо». Он попросил Утехина, чтобы их разговор оставался в институте неизвестным. Лешка пообещал, хотя понимал, что самым благоразумным для него было бы посоветоваться с Жебелевым, рассказать ему о таком странном внимании и заботе Лаштина.
Утехин не был отягощен материальными ценностями. Это заставляло его особенно заботливо беречь те моральные ценности, которые у него имелись. К числу их он относил строжайшее соблюдение принятых на себя обязательств. Поэтому Инне Замараевой, затащившей Лешку по возвращении от начальства в темный угол коридора, он трепанул, что зам по науке предложил ему длительную командировку для исследования экономических проблем строительства в районах вечной мерзлоты.
— Таймыр и Северный Урал, — для правдоподобности уточнил Лешка. — Едва отбрыкался…
Поскольку Инна панически боялась холода в любом его проявлении, она сразу же потеряла к Лешке интерес.