— Замолкни, Славочка, — благоразумно утихомирила Инна старшего техника-лаборанта. — Можно ведь и тебе подсчитать.
Петр Петрович поблагодарил собравшихся за теплые слова и торжественно заявил, что и в пенсионном состоянии будет бескорыстно отдавать все силы и знания любимому институту.
— Достукалась Розалия, — не удержался Славка. — Нет, пусть теперь сама и расхлебывает.
Далее Петр Петрович (по прямому указанию кадровика) изложил заманчивые планы пенсионной жизни: систематическое посещение концертов и художественных выставок, занятия в оздоровительной группе, широкие туристские поездки (лично он, например, решил посетить Шотландию и Аргентину) и шефство на общественных началах над молодыми перспективными научными работниками.
— Об этом мы уже договорились с товарищем Строкиной, — с улыбкой уточнил Восьмаков.
Потом он заявил, что оставляет в дар любимому институту цитатную картотеку. Он попросил реставрировать ящики и произвести пересмотр карточек с учетом достижений экономической мысли.
— Надеюсь, что мой скромный дар будет посильно содействовать развитию научных исследований.
Петр Петрович еще раз поблагодарил руководство института и общественные организации, собрал цветы и подарки и проследовал в голубую «Волгу», ожидавшую у подъезда. В сопровождении выделенного для этой цели работника отдела кадров свежеиспеченный пенсионер отбыл из института на заслуженный отдых.
Новых заявлений об уходе на пенсию не поступило. Никто из остепененных, находящихся в соответствующем возрасте сотрудников института, больше не решился оторваться от широкой груди коллектива…
В очередную субботу Лида Ведута и Лешка Утехин смотрели балет «Спартак». Они сидели на балконе четвертого яруса, восхищались мастерством артистов, блеском декораций и взволнованной жизнеутверждающей музыкой.
В антракте Лида не вытерпела и рассказала Лешке о посещении министерства. Утехин понял наконец, почему появился на заседании ученого совета первый заместитель министра.
— Ну и пролаза же ты, Лидуха, — сказал Лешка крохотной большеглазой приятельнице. — С тобой надо уши торчком держать.
— Ага, — согласилась Лида, засмеялась и потерлась щекой о рукав Лешки, растрепав прическу. — Торчком…
После театра Утехин отправился провожать Лиду. Случилось так, что он опоздал на последнюю электричку, и ему пришлось заночевать в домике с голубыми ставнями.
Самое удивительное, что рассудительный, целеустремленный, подающий надежды младший научный сотрудник был на сей раз доволен опозданием на электричку.
Глава 21. Лаштин, Жебелев, Охомуш и другие
Зиновий Ильич ехал на прием к Курдюмову. Институтская «Волга» огибала квартал за кварталом, не спеша кружила по переулкам и задерживалась на перекрестках.
Лаштин уже оправился от удара, полученного на ученом совете, и теперь, узнав о назначении начальником отдела Олега Валерьяновича Курдюмова, полагал, что выкрутится из трудного положения. Конечно, докторская диссертация полетела, но все остальное Зиновий Ильич надеялся сохранить.
Лаштин вспомнил встречу с Курдюмовым на нейтральной почве в тихом подмосковном ресторане за неделю до ученого совета. С какой внимательностью и тактом слушал тогда Олег Валерьянович отеческие наставления Лаштина. Почти все он использовал в рецензии и, выступая на совете, логично и убедительно высказал собственное мнение. Если бы не неожиданное появление на заседании первого заместителя…
— Изольде Станиславовне почет и уважение! — сказал Зиновий Ильич, входя в приемную, и отработанным движением фокусника-иллюзиониста положил рядом с пишущей машинкой плитку шоколада. — Поздравляю с новым начальником!
— Спасибо, — сухо ответила секретарша и отодвинула от себя шоколад.
— Изольда Станиславовна! — оскорбился Лаштин. — Вы меня обижаете, дорогуша.
— О вас беспокоюсь, Зиновий Ильич.
Тренированный женский ум Изольды Станиславовны, привыкший подмечать незаметные для мужчин мелочи, почуял в некоторых фразах анонимного заявления странно знакомые интонации. Более того, отдельные строки заявления были изложены на грани правдоподобности, выдававшей, что автору анонимки известны кое-какие индивидуальные обстоятельства личной жизни Изольды Станиславовны. Такие подробности знал не только Зиновий Ильич. Но ведь и он знал!
Когда же Зиновий Ильич, самонадеянно выпятив брюшко, шагнул к секретарше, та отстранилась и сказала ледяным, бесстрастным голосом: