– Та чья бы корова мычала, Хавьер?! – в ответ выбросила пику толстому соседу Роза и попала в самое яблочко. Хавьер весь раскраснелся от жара мангала, так как отвечал за мясо. – Ты ж сам два года назад родину продал какому-то русскому брюхану с длинным кошельком?! Ты ж с Балгес-дель- мар? Там жили и умерли родители Оньяр?
– Продал, – хмуро подтвердил Хавьер и еще больше побагровел лицом, глядя как над ним стали похихикивать соседи, видя, что за живое схватила его Кривая Роза.
– Говорят, аж за два миллиона продал? И куда деньжища такие дел? Может, публичный дом в Альеге прикупил? Видела я там как-то тебя, ошивался. Хочешь русскую мафию переиграть?
Хавьер побледнел, но зато глаза налились кровью.
– Ты, причесанная, собери свои мозги и уматывай… – ругнулся Хавьер. – Плевать я хотел на твоих русских. То еще отродье! Пусть платят за то, что живут на моей земле. А потом хоть потоп! Перебьют друг друга и передохнут! И я в их дома перееду жить!
Хавьер затронул давнюю тему, где обсуждалась политика. Еще полгода назад на дне рождении одного общего друга скрестились мечи по этому вопросу, который мусолили уже несколько лет каналы телевидения.
– Вот из-за такой маргинальной позиции, – специально непонятно выразилась Роза, зная, что прораб Хавьер, окончивший только среднюю школу, не поймет ее, – скоро на твоей земле не останется ни одного испанца.
Хавьер полез в драку, бросив мясо на произвол огня, но Роза упрямо стояла на месте, не боясь охамевшего бугая, способного ударить женщину. Разъяренного мужика на полпути поймали другие соседи и сзади огромным поленом в догонку его огрела жена, прося прощения у Розы за то, что муж первым начал подколы и за неприглядное завершение разговора.
– Нежели читать тупые книги про русских, ты бы лучше за внуком присмотрела. Он у тебя… – Хавьер кричал через чужие плечи и спины, упорно продвигающие его к подъезду дома, – непричесанный..! не читает про Сталина… ! А Сталин таких в Гулаг ссылал…
Роза развернулась и с тревогой стала искать лицо мужа. Рафа, стоящий далеко, не сразу заметил столпотворение и скандал, но последние слова успел расслышать и отрицательно покачал головой, показывая, что не в курсе событий.
Роза и Рафа, как и любые другие родители, с сыном имели весьма специфические отношения. Хуан рос перекати-полем. Учился в школе очень даже не плохо, как и мать любил читать, и тем самым опережал, сверстников в умственном развитии, получая «exelente», отлично по всем предметам. Но повзрослев, решил стать музыкантом, то есть человеком без определенных планов, а значит, и заработков. Родители скинулись ему на гитару, думая, что это очередное хобби, но сын пропал вместе с ней. По два-три месяца где-то «гитарил», правда не просил при этом денег, и к девятнадцати годам привез из одних гастролей невесту Глорию и сына Пако.
Оказалось, профессия музыканта весьма востребованная, проблема состояла только в том, что ребенок мешал работе гитариста и солистки. Глория и Хуан вновь уехали, оставив сына на попечение дедушки и бабушки. Оба старика были счастливы такому подарку, но Рафа, не одобряя стиля жизни, обиделся на сына за безответвенность и попросил его более не бывать у них дома, передавая важные сообщения исключительно через мать.
– Его одежда пропахла марихуанной. Рожа лоснится от алкоголя. Мне стыдно, что он мой сын. Надеюсь, гнильцо не передастся Пако.
Шли года. Сначала на пенсию вышла Роза, за ней через пару лет Рафа. На выплаты за выслугу лет они приобрели поддержанный ялик, пристрастившись к рыбалкам и сну на диких пляжах в удобных палатках со всем нужным инвентарем. Внук всегда находился при них. В отличие от сына с ним дедушка и бабушка жили и плыли на одной волне. Родство душ чувствовалось во всем.
Однако старели и становились более «sedentario», то есть оседлыми, и родители-хиппи, бросив якорь недалеко, в ста километрах от родной деревни в приморском городке Балгес-де-мар. Они открыли небольшую точку по продаже марихуанны с разными вкусами, что позволял употреблять закон в умеренных дозах.
На выходных Хуан и Глория подрабатывали пением на праздниках. В общем, жили не плохо, при деньгах, хватало на рестораны и чтоб вести гламурно-богемный образ жизни. Потому однажды решили забрать сына к себе.
Рафа был в ярости. И если б не желание самого Пако, к шестнадцати годам, как и любого подростка, рвавшегося к блеску и шику городской жизни, он бы отсудил внука у безотвественных родителей.