Здоровенная котловина, с одного края стоит техника - добыча ведется, с другого, километрах в четырех, склон уже начал зарастать кустарником. Гранит серый, и местами проглядывают те самые темноватые пятна и прожилки - ксенолитовые, стало быть, интрузии. Здоровые камни, видимо, отсюда привозили. Все понятно.
Нет, не все.
- Пап, серый щебень для сада камней тоже отсюда брали?
Отец только крякнул.
- Кабы знать! Ты думаешь, Пал Михалыч следствие не навел? Весь гранит, что пошел на сад-огород этот, валялся на территории фиг знает сколько времени. А откуда что привезено - хрен его знал бы, никто не помнит. Появилась эта мымра в бантике, ландшафтный дизайнер, попросила предоставить материал для работы. Ну, кто-то у нас обрадовался, почистить заодно территорию. А блоки с интрузией, те да, отсюда взяты. Единственное, про что известно происхождение. Когда сад камней разворотили, щебенку всю собрали, не разбирая цвета и всего прочего, как раз потому, что установить происхождение образцов никак не получалось.
- Так теперь получается, ищем, от чьей головы уши?
- Типа того, сынок.
Мы добросовестно пролазили по карьеру все воскресенье. Пометили с десяток камней с интрузиями, до которых можно было добраться с техникой и проверить на вшивость. На том и отчалили.
Я, правда, почему-то не особо надеялся на удачу. Вот что хотите - не верил, что будут алмазы. Так и сказал отцу. И угадал. В понедельник вечером отец пришел, разводя руками:
- Ну, ты как в воду смотрел. Все попилили, подробили, промыли в момент - ноль результат. Я, между прочим, Публию Сервилию сказал, что ты не ждешь ничего особенного, с самого утра сказал, еще до начала разделки. Так у него знаешь, какое предложение на сей раз?
- Ну?
- Баранки гну. Он нам обеспечивает транспорт, взрослым сверхурочные, тебе тоже пряник будет, и мы в прежнем составе объезжаем все карьеры, действующие и закрытые. Где тебе понравится, там покопаемся.
- Это я гнома-лозоходца буду изображать?
- Не ерничай, изобрази. Воскобойников в тебя прямо уверовал. Бензина для дедова козлика даст - хоть залейся, погоду обещают хорошую, Вот и устроим автопробег по бездорожью и разгильдяйству. Я, по крайней мере, с удовольствием на денек сбегу от наших дам. Надюха не в счет, она свой парень.
В воскресенье выехали ни свет ни заря. Как дедулечка Толя говорил, еще и черти с углов не падали. Маршрут обговорили заранее, благо время было. Решили мы не копать наугад, а провести, по-научному говоря, рекогносцировку местности.
Действующие карьеры, подумав, решили все же объехать стороной. Если потребуется, в них всегда заглянуть можно, но все же светиться с поисками неизвестно чего (а точнее, многим в "Карьере" известно чего) не стоило раньше времени. Все равно поиски эти были в большей или меньшей степени по методу научного тыка. Не считать же методом мою вдруг открывшуюся (а может, наследственную, чем черт не шутит) интуицию. Найти алмазы было одинаково реально в любом из действующих или заброшенных карьеров либо вообще в месте, где никто ничего не копал никогда. Но надо же было с чего-то начинать! И вот мы поехали по кольцу по местам прежней добычи щебня, прикидывая, где местность больше всего соответствует картинкам и описаниям из учебников.
По очереди меняясь за рулем, мы отпылили по старым щебневкам и грунтовкам километров триста. Были у нас карты, был фотоаппарат. Все, что видели и что казалось более-менее интересным, фиксировали на пленку и ставили отметки на карте, где какой снимок делали.
Что из себя представляет типичный старый карьер? Котловина большего или меньшего размера, в большей или меньшей степени заросшая кустарником, мелким лесом. Обычно с ручьем или небольшим озерцом на дне, - дармовая поилка для чьих-нибудь овец. Другой дичи у нас в степи нет. Только с севера, откуда подступает Подкаменная дубрава, последний перед степью лес, бывает, подходят к этим озерам иногда кабаны и косули.
Почему прекращают выработку щебня в карьере? По большей части при изменении характеристики породы. Уходит слишком в глубину гранит, сверху ложатся осадочные породы - мел, песчаники, даром они не нужны никому. Добычу переносят в другое место.
Случалось, раз на памяти отца, другой еще раньше, что карьер заливало. Геологическим языком говоря, выработка доходила до водоносного слоя. Маломощные источники ничему особенно не мешали. Но случалось нарываться и на мощные, когда котлован в короткий срок превращался в озеро.
Озеро в степи вещь примечательная. Степь сама не то что сухая, но безводная. Речек и ручьев в ней мало. А вода вся - понизу, под землей. Оттуда трава ее и тянет, у ковыля, если не врут, тридцать метров корни.
А теперь представьте котловину глубиной метров сорок от уровня степи, и по стенкам котловины и днищу вода подходит к самой поверхности почвы. Значит, что? Правильно, все подряд там прет из земли дуром. Кустарник густой, высоченный - прямо джунгли, деревья, которые воду любят. Ольха, ракита, ива, черноклен. Все это каскадами по склону, а склон где крутой косогор, а где обрыв. Кусты повыше, деревья пониже. Где еще зеленые, где в боевой осенней раскраске.
А внизу восьмиметровой глубины, с голубоватой водой, метров в триста длиной озеро. Вода гладкая, как зеркало, потому что в котловане ветру особо не разгуляться. И прозрачная, как стеклышко, все камушки на дне на просвет видно. Каждого малька и каждую лягушку в подробностях. Карасей сюда утки занесли, икру на лапах затащили, а те потом уж сами расплодились. А лягушки припутешествовали сушей по весне.
И тишина. Только какие-то птахи не улетевшие цвиркают, и от этого кажется еще тише. Даже в ушах звенит.
- Красота-то какая, - вздохнул отец. - Прямо маленькая Швейцария: горы, озеро. Только туристов не хватает.
Ну, это к лучшему, а то загадили бы все. Второй карьер, как это место называется, не особо далеко от города. И дорога осталась, хоть и заброшенная, но проезжая. Но купальщиков и шашлычников тут не водится.
Вода в озере в любую жару холоднющая. Она проточная, приходит из-под земли и уходит под землю. Просачивается через известняк все к той же Каменке. На пляж никакого намека, прыгать надо с камушков. Не слезать, потому что от берега сразу метра четыре, а прыгать - напороться там точно не на что. Вынырнуть, доплыть до противоположного обрыва, оттолкнуться, потом со всей скорости назад. Выскочить с полным ощущением свежемороженой рыбы и растянуться на горячих камнях, греться.
С костром или палаткой тут не устроиться. Покато, ровной поверхности нет. Свалиться и шею сломать с пьяных глаз - как делать нечего. И машину оставлять наверху надо. А она там видна всем, кроме хозяина. И сделать с ней можно все, что угодно, пока хозяин выберется. А наверху устраиваться неуютно: степь, голо, всех удовольствий - вид вниз.
Ну и мы постояли, посмотрели. Вниз не спускались: долго, а нам еще надо одно место успеть осмотреть. Походили, прикинули места, где стоило бы позже взять образцы, и двинулись дальше.
Последнее место, куда мы в этот день заехали, тоже было с озером. Это самый старый был карьер, а называли его не Первый, как можно было ожидать, а Немецкий. Там сразу после войны пленные немцы работали и жили под охраной там же неподалеку. Там же и кладбище, как без этого. Приходилось мне проезжать мимо этой старой выработки. От города - километров пятнадцать. Где-то на горизонте виднеется кромка Подкаменной Дубравы, приличного такого леса, с косулями и кабанами, с мелкими рыжими волчками. Волков не так мало, с ними воюют все наши овцеводы с переменным успехом. У Садоева усадьба к лесу совсем близко, лета не проходит, чтоб Ваха не подстрелил одного-двух, соседям-фермерам на радость. А Вахины загоны километрах в четырех левее, если стоять к лесу лицом, напрямик через степь, через обширную Сухую Балку. Есть тут такое топографическое явление, неглубокая впадина, километровая примерно в диаметре, как будто для озера приготовлено. Но никогда никакого озера не было в этой котловине, потому и название.