На что получил ответ неожиданный:
- Мама у меня не чеченка, она даргинка из Дагестана. А стрелять ее отец уже здесь учил. Говорил, их в первую зимовку здесь волки в осаду взяли и чуть не прорвались в загон. Ружье лишнее было, а толку что - она не знала, с какого конца за него взяться. Теперь - пусть попробуют! - она засмеялась.
- Это так точно, - согласился я, припомнив внушительную батарею Садоевых.
- Вот и вы учитесь, - ввернул Петрович. - С вас только патроны. Самые дешевые, учебные для мелкашки - двести двадцать пачка. С более дорогим и сложным не заморачивайтесь, не надо вам такого пока. Поскольку вам патронов не продадут, то с вас только деньги.
Подъехали к дому тренера, выгрузили его сумки, одну с оружием, а другую с гостинцами, и как-то неожиданно получилось, что мы оказались у него на просторной кухне за чаем.
Чай в глиняном чайнике оказался зеленым. Чашки тоже были глиняные, без глазури, только украшенные китайскими иероглифами по бокам. Я посмотрел на плошки с угощением - может, там тоже есть рисовое печенье? Нет, только пирожки, их пекла мать сенсея, Марья Кондратьевна. А в доме жили они вдвоем. Я это вычислил в прихожей. Там стояли только мужские ботинки и старушачьи боты. Ни сапожек на каблуке, ни детской обуви.
Васька, бестактный человек, так и спросил:
- Вы, Вячеслав Петрович, не женаты?
Я подумал, сейчас вкатит ему сенсей подзатыльник. Нет, усмехнулся и сказал:
- Я, ребята, вторично холост. Но прошу об этом больше не спрашивать и невест мне не сватать. Ясно?
- Осс, - ответила за все Аминатка и сама влепила Ваське подзатыльник:
- Балбес!
Так и просидели за чаем до самой тренировки. Дома я не был день-деньской. Но поскольку мне названивали каждые час-полтора, то старики не особо беспокоились.
Так и прокатились все каникулы: стрельба, потом чистка ружей, этому нас тоже научили. Раза три спарринговали с парнями Сдоевыми, цепкие, хваткие ребята, одно слово - борцы, на захват подпустил - считай, пропал, не выпустят. Потом катание с девчонками. Мелкие бестолковились, отец махнул на них рукой и велел занятия прекратить и вернуться помогать матери. Но Аминат к концу недели довольно уверенно переключала скорости и почти не глушила машину на старте. Потом - к Петровичу, пить зеленый чай с пирожками и разговаривать на всякие-разные темы.
У него хорошо сиделось и разговаривалось. Ни телевизора, ни компьютера принципиально сенсей не имел. Дивидюшник только, на котором нам показывал бои и тренировки знаменитостей, начиная от Брюса Ли и кончая Федором Емельяненко. Вообще жил очень просто: в комнате ничего лишнего, все излишества у него размещались во дворике, оборудованном для тренировок. Но туда нас, как он объяснил, пригласит только тогда, когда мы сдадим хотя бы на красный пояс. То есть к лету, если постараемся.
А на второй день после начала занятий в школе мы вляпались в драку.
Точнее не сказать: именно вляпались. А попробуй не вляпайся.
Как получилось? Мы и в школе продолжали держаться вместе втроем - как-то уже привыкли. С Аминат мы и так сидели за одной партой, не разлей-вода, а на перемене к нам присоединялся Васька, и мы болтали о своем, нам интересном. Тренировки и стрельбище. Остальным это было неинтересно и вообще-то незачем. Не велел нам трепаться перед посторонними Петрович, и Ваха дочке то же самое говорил. Десять минут у окна в коридоре, а потом звонок, и по партам, благо классы рядом.
Короче, расклад такой: мы с Васькой стоим спиной к окну, Аминатка перед нами, что-то рассказывает. А сбоку подходит одиннадцатиклассник Вадя Цвеленев и внаглую хватает Аминатку за задницу.
Та разворачивается и вкатывает ему классическую оплеуху - аж голова мотнулась у Вади, хоть он и ростом под два метра.
Вадя с криком:
- Сука, нацменша, тебе белый человек одолжение делает! - одной рукой бьет Аминат по лицу, та блокирует - это уже на автомате, это же первое и ежедневное упражнение, - а второй хватает за грудь.
Там и груди той чуть побольше кукиша, но дело в принципе. Я достаю Вадю левой в челюсть, не левша, просто так стоял - левой удобнее было, а Васька со всей дури шарахнул боковым под колено. Это не больно, только с ног сбивает, и бухнулся Вадя на облезлый паркет, матерясь и вопя во все горло:
- Чурки наших бьют!
Если это наш, тогда считайте меня инопланетянином. Началась свалка, человек пять разного сброда полезли атаковать.
Нам подскочили помогать двое, вот это точно наши, оба занимаются у Петровича: Владик Сапрыкин, с "Б" класса, и Андрюха Дроздов, мелкий, лет двенадцати, но борзый не по годам.
С той стороны тоже подвалили. Руки-ноги так и летали, я прохлопал боковой и чувствовал, как с правой стороны наливается бланш. Прошло, наверно, секунд тридцать, мы впятером заняли круговую оборону, перегородив коридор. Аминатку пытались оттеснить за спины, не тут-то было: пробившись между мной и Сапрыкиным, приняла правильную стойку, руками прикрывала лицо, ногами в ботинках наносила удары вперед - по ногам, по корпусу, благо юбка широкая. И благо, что ботинки без ранта, легкие. Народ и без того от нее пятился.
А сзади свалки, через два окна, стояла Лилька Шапошникова и кусала накрашенные губы. К гадалке не ходи, и так ясно, кто постарался.
А потом прибежал завуч Бородавка с двумя охранниками. Когда появились неизвестно кем оповещенные Муса и Ахмад, им уже прилетела птичка обломинго. Драка закончилась без их участия. И слава богу. Их еще там не хватало.
Разбирательство было - мама, не горюй.
Растащила нас охрана, отконвоировала в учительскую. Туда же вызвали Таньку-медсестру, на тему боевых ранений. Танька поохала, поворчала, ни у кого ничего опасного для жизни не обнаружила. Синяки, ссадины - фигня война, обошлись зеленкой.
Потом пошел допрос, все по-взрослому, секретарша писала ответы.
Вадя даже отпираться не стал, когда выясняли, с чего началось. И линию гнул политическую: понаехали тут, чурки!
Целая речь на эту тему. Ну, я и не думал, что Шапошникова тут где-нибудь возникнет. Она тут сбоку припеку, как обычно. Ладно, и мы промолчим. Наше дело. Подвинулся к Аминат, шепнул на ухо: "Лильку потом тебе самой бить". Она кивнула, Бородавка просек тут же:
- Сорокин, Садоева, не переговариваться! Аминат, ты же девочка, зачем сама драться полезла? Ты понимаешь, что спровоцировала целое побоище?
- Обидно, Борис Иваныч! Если бы вашу дочку так, вы б ей тоже защищаться не велели?
На нее еще поглядеть надо было: косынку потеряла, волосы встрепанные, царапина вдоль скулы неизвестно откуда и от блузки рукав оторван.
- Представь себе, не велел бы. Есть родители, есть милиция, нашлось бы кому разобраться. И ты, Сорокин, унялся бы! У тебя это уже не в первый раз, смотри, доиграешься когда-нибудь в благородного героя! Нгуен, тебя сколько раз били, мало показалось? А ты, Дроздов, вообще во всякую бочку затычка, если где драка, без тебя ни разу не обошлось! Ты-то туда зачем влез, клоп? Затоптали бы! А мне отвечай за вас?
Запомните: вы тут за себя не отвечаете, отвечаем за всех мы. И на дурака управу найдем, и на умного. Кто первый затеет драку, будет виноват.
- Значит, пусть он меня лапает как хочет, а я сижу и не жужжу?
- Твое дело - пожаловаться классному руководителю! А если влезут с разборкой братья, ты представляешь, чем дело кончится?
- Отлупят они его, чем.
- А потом? Да ты знаешь, что потом поднимется? Да на них полгорода ополчится! Тебе война нужна? Тебе надо, чтоб их убили? Небось, не убыло от тебя! А ты, Цвеленев, не лыбься, тебя, всяко дело, первым закопают! Зарежут, как барана, а ты баран и есть, между прочим! Только размером с быка.
Я сидел и потихоньку свирепел. Я понимаю, полно случаев, когда кавказцы хамят с нашими девчонками. Я очень хорошо понимаю, что тут не жаловаться надо, а морды бить. Но только не говорите мне, что если Вадя обидел Аминатку, я должен в это время бежать, искать завуча и жаловаться. Вон, подбородок у амбала этого сизым заплыл с правой стороны, а надо было бы челюсть совсем на сторону свернуть. Ну ничего, это я еще устрою. И Муса с Ахмадом пусть не отсвечивают.