Варька стояла у истукана Мары, поглаживая себе низ живота, мягкий пушок волос под ним, указательным пальцем приподняв влажную припухлость чуть вверх, в сторону пупка. Другая рука мяла полную грудь. Улыбка не сходила с лица.
— Дурачок. Ха-ха-ха… Дурачок. Ну, иди сюда. Или ты не хочешь меня?
— Варька, — захрипел Монзырев.
— Толя, Толечка, проснись!
Монзырев открыл глаза, над ним склонилось девичье лицо, на котором читался испуг. Он все еще находился в избушке волхва. Полностью одетый. Рядом, приподнявшись на локте, лежала Галина в длинной до пят льняной рубашке. Длинные волосы ее были распущены. Ладошкой она вытирала крупные капли пота, выступившие на лице Монзырева.
— Кошмар приснился?
— Ты как здесь?
— Люблю я тебя, дурачка. Давно люблю, а ты не замечаешь. Вот и поговорила с Вестимиром. Крутишься как заведенный, постоянно на людях. Наедине и поговорить некак. Я уже и к Ладе ходила, чтоб помогла.
— Ну, спасибо тебе Лада, богиня любви. Сначала потешилась, а затем наградила. Иди ко мне.
— Люби-имый.
Монзырев безбожно проспал. Проснулся поздно утром от жажды. Все та же Вестимирова избушка, рядом, забросив руку и ногу на него, посапывала Галка, улыбаясь во сне. Толик провел рукой по бархатистой коже голой спины женщины, одновременно вспоминая приснившийся сон и последовавшую за ним беспокойную ночь. Упившееся удовлетворением естество, снова предательски стало подниматься.
«Нет, хватит, — глянув в слюдяное оконце, понял, что на дворе позднее утро. На столе коптил светильник. — Пора и честь знать».
— Галочка, солнышко мое неожиданное. Пора вставать.
Не открывая глаз, Галка потянувшись к лицу Монзырева, чмокнула в щеку.
— Ну, еще чуть-чуть полежим. У меня такое ощущение, что это первый выходной день за полгода здешней жизни.
— Неудобно, я велел людей собрать.
— Да люди поймут.
— Та-ак…
— А что ты хочешь, ведь это большая деревня.
— Етическая сила!
— Ну, о чем я вам здесь собранным хочу поведать. Все вы знаете, что вчера мы вернулись из объезда соседних весей. Бедуют люди, не оправились еще от нашествия кочевников. У меня такое ощущение, что печенеги на нашу территорию, словно в лес по грибы каждое лето ходят. Пришли, набрали полное лукошко на жарёху, на следующий сезон все повторяется снова. Выводы, почему-то никто не делает. А, надо бы! Помощь, если приходит — поздно. Вот в следующем году мы со старейшинами договорились о способах оповещения и взаимопомощи. Потребуется принять в наше городище людей из ближайших селений.
— Это как? Мы тут детинец построили, а соседи на готовое, прятаться придут в случае нападения? Нам что их кормить, поить, на общий кошт брать?
— О чём ты говоришь, Свень? Когда загорается халупа у соседа, неужель ты будешь смотреть на пожар? Не поможешь потушить? Оттого, что мы поделимся едой, не обеднеем, — Боривой приподнялся из-за стола. — Вот и отец у тебя такой же прижимистый был.
— Можно прокормить одного, ну десятерых. А когда сюда сбежится вся округа, попробуй им всем кров дай и накорми. Самим бы отбиться от печенегов.
— Вот тут ты прав, Свень. Отбиться бы от печенегов! — Монзырев встал из-за стола. Легкой походкой прошелся вдоль сидевших старейшин артелей, как здесь называли бригадиров. Остановился возле широкоплечего Свеня, возглавлявшего лесорубов. — Ты пойми, чудак человек, ведь не только старики, женщины и дети придут. Придут мужики, ярые до хорошей драки, понимающие, что кочевник за их семьями, за их имуществом пожаловал. А воины для крепости, нам, ох как нужны. Ты посмотри, какие стены, башни какие высокие. А защищать их, люди потребны. Мало нас на такой детинец. — Он положил ладонь на плечо Свеня, пытливо вглядываясь ему в лицо. — Ну, я прав, Свень?
Потупившись, тот полез заскорузлой пятерней к своему затылку, судя по всему, требовалось почесать напрягшийся извилинами «калган».
— Выходит, что так, боярин.
— Вот! Люди наше богатство. Улеб Гунарович, какое количество воинов требуется для защиты нашей цитадели? Прикинь.
Старый варяг поднялся с лавки.
— Ну, если боковая стена у нас составляет восемь с половиной стрелищ, а вторая — три с небольшим. Да башен у нас стеновых, на всю крепость тридцать штук будет. То я так понимаю, что для обороны детинца необходимо, где-то до четырехсот воев.
— Вестимир, ну-ка, напомни, что-то я запамятовал, сколько у нас мужчин способных держать в руках меч?
— Дак, считай, боярин. Девяносто семь мужчин после набега осталось, с соседних сожженных, да своего, городищ. Да северян — двадцать восемь, тех, которых Андрей с Боривоем привели, закупы — сорок, вдачи — тридцать два смерда, да изгоев трое, да два варяга, сотники — двое. Да мы с тобой.