Когда Клавдия Семеновна пришла к подруге в предоперационную палату со словами утешения и напутствия, Раиса сжала горячими ладонями руку подруги и быстро зашептала, ловя воспаленными от слёз глазами взгляд сидящей рядом женщины:
— Клавочка, милая! Только ты у меня осталась, некого мне просить. Не знаю, буду ли жива, это одному богу ведомо… — она остановила жестом, всхлипнувшую было, Клаву, — Не говори ничего! Об одном прошу тебя, дорогая, возьми Диму к себе. Я знаю, Коля твой не будет против. Квартирку я на сына записала. Когда подрастет, тебя стеснять не будет. А пока ты ее сдавай. В домоуправление сходи, к Люсе Самойловой, она поможет, совет даст. Вот тут, — она порылась под тощей больничной подушкой, — я написала, что хочу, мол, чтобы ты, Клава, стала моему сыну Дмитрию опекуном. Мне и Василий Васильевич, наш главврач, подписал. Не знаю только, правильно ли оформила… — она протянула сложенный вчетверо лист бумаги и, взяв с тумбочки стакан, стала жадно глотать теплую, пахнущую хлоркой, больничную воду.
Не помня себя, Клавдия Семеновна дошла до дома. Николай должен был вернуться с вечерней смены поздно. Сонечка проводила время в компании подростков со двора, и женщина сидела на темной кухне одна, пребывая в каком-то оцепенении. Когда, наконец, Николай Иванович, глотая горячий гороховый суп и щуря усталые глаза, слушал жену, коротко кивая в ответ, пришла Сонечка. Юркнув в свою комнату, сидела там как мышка, пока мать не позвала ее ужинать. Поставив на стол фруктовый салат с взбитыми сливками и стакан сока, Клавдия Семеновна с обожанием посмотрела на дочь.
— Хорошо погуляла, Сонюшка?
Девочка хмыкнула, не отвлекаясь от салата и пачкая руки в белоснежных сливках.
— Что-то, вроде, куревом несет, — Клавдия поморщила нос и, встав, открыла форточку.
— Мальчишки на соседней лавочке курили, — невинно взмахнула ресницами Соня.
— Детка, — начала женщина, сложив руки на коленях, — ты помнишь тетю Раю?
Сонечка отодвинула от себя тарелку и исподлобья посмотрела на мать.
— Она, детка, больна очень. Просит, чтобы Дима пожил у нас пока… — она не успела закончить фразу, как Соня вскочила, отшвырнув стакан в сторону. Сладкое пятно тут же растеклось по полу. Лицо ее побелело, глаза выпучились, а руки затряслись.
— Нет! Не смей! Никогда! Не смей! Я повешусь, слышишь?! — Продолжая визжать, она закрылась в ванной и долго рыдала там, круша немногочисленные шампуни и баночки. Николай в это время находился у соседа, занимая себя совместным просмотром футбольного матча. Но и позже, когда он вернулся, Клавдия не стала говорить ему о спектакле, устроенном дочерью, так и проворочалась полночи в постели, тяжело вздыхая и утирая глаза.
Через три дня во время операции Раиса умерла. Клавдия Семеновна узнала об этом, позвонив в больницу. На похороны поехала с общими подругами, на поминках пробыла недолго, стараясь не смотреть в сторону осиротевшего Димы. О судьбе его узнала лишь пару месяцев спустя, встретив ту самую Люсю Самойлову из домоуправления, с которой познакомилась на поминках. Поняв, что мальчику светит детский дом, Люся развела бурную деятельность и, узнав, что родственник одного из жильцов, преподает в военном училище, через третьих лиц начала устраивать судьбу мальчика. Люся, проработав много лет кадровиком, умела общаться с людьми, имела свой интерес в разных инстанциях и могла пойти напролом с саблей наперевес, если того требовало дело. А мальчик не был ей безразличен, у самой рос внук Сергей, с которым Дима Комаров гонял под окнами мяч. Известие не принесло радости Клавдии Семеновне. На душе было муторно. Николай никогда не спрашивал ее, а она так и не смогла найти в себе силы, чтобы рассказать о собственном, как она считала, малодушии.