— Я что-то не понимаю. Если его арестовало НКВД, как он попал в концлагерь?
— А что, по-вашему, концлагеря были только у немцев?
В наступившей тишине стало слышно, как попшикивают водородные часы, а за стеной, в котельной, истопник Костя с натужным хаканьем рубит дрова.
И вдруг я понял всё. Мгновенное озарение вспыхнуло в моем мозгу.
Наконец-то я вспомнил, чем занимался в научно-исследовательском институте. Мы с коллегами искали Альтернативную Вселенную. Мы хотели найти ее и наладить контакты с ее обитателями.
Насколько я теперь могу судить, это неслыханно важная задача. Видимо, нам предстояло узнать, как идут дела в Альтернативной Вселенной, построен ли там развитой социализм и нуждается ли он уже в перестройке. Мы могли бы организовать регулярный обмен опытом, потому что монополии на истину нет ни у кого, даже у Альтернативной Вселенной. И еще мы помогли бы им наладить перестройку, если она там идет куда-нибудь не туда.
Повторяю, всё сошлось в едином и мгновенном озарении: эксперименты в НИИ, и этот странный Кривоград, и странные порядки в нем, и странные цитаты, и несуразное историческое прошлое Хаима Гершензона. Отныне места для сомнений не оставалось. Я попал в Альтернативную Вселенную.
Итак, где-нибудь в Подмосковье самолет, на котором я летел, случайно нырнул в разлом пространственно-временного континуума. И я очутился в другом мире, где всё очень похоже, но и всё другое — и люди, и страна, и перестройка другая, и история Великой Отечественной войны другая, и Полное собрание сочинений Ленина тоже другое… Мои размышления прервал Хаим Залманыч.
— Извините пожалуйста, меня интересует один очень важный вопрос, — сказал он. — Может, вы случайно в курсе дела. Правда ли, что в Америке все давно уже носят электронные часы? И если часы испортятся, их никто не отдает в починку, просто сразу выбрасывают на помойку и покупают новые? И что все американские часовщики теперь пухнут с голоду и собираются просить политического убежища в Советском Союзе? Так вот, я хочу спросить, или это правда? Или этот мишигинер Костя Петухов просто шутит свои босяцкие шутки?
Я замялся. Кто его знает, что у них тут творится, в Альтернативной Вселенной.
— Знаете, я вам затрудняюсь ответить, — наконец сказал я. — Но можно предположить, по аналогии. К примеру, белорусские электронные часы портятся чаще любых механических. И их действительно лучше выкинуть на помойку, чем нести в ремонт. Так что всё может быть.
— Но я сильно сомневаюсь, чтобы в Торонто носили белорусские часы, — заметил Хаим Залманыч.
— Я тоже сомневаюсь. Тогда, скорее всего, над вами подшутили.
— Хороши шуточки! — он возмущенно засопел. — Ладно, пойдемте, что мы, в самом деле, тут торчим.
При выходе из подвала нас догнал Костя с большущей охапкой наколотых дров.
— Э-эй, погодите, — окликнул он. — Дверь не закрывайте.
Войдя следом за нами в помещение отдела, он принялся раскладывать сырые дрова на батареях отопления.
— Представляете, я дрова колю, а с них брызги летят, до того мокрые, — сообщил он. — Пускай теперь ночку посохнут, а то завтра нечем будет растапливать.
Ему никто не ответил.
— Товарищ Утятьев, — обратился к начальнику Хаим Залманыч, — я всё объяснил молодому человеку и показал, как стучать по батарее.
— Спасибо, Залманыч.
— А еще я хочу сказать, — добавил он, одеваясь, — что в подвале опять протекла канализация. Теперь это меня не касается, но я хочу предупредить, добром это не кончится.
— Хорошо, учтем. Не поминай лихом, Залманыч.
— Будьте здоровы, — и старый часовщик ушел.
— Елпидифор Трофимыч, может, вызвать тех раздолбаев, которые прошлой зимой чинили? — предложил Костя.
— Не, поезд ушел, — ответил начальник. — Ихний участок от нас передали Минкоммунхозу еще летом. Ты позвони в жакт, Костенька, лады? Пускай пришлют человека.
— Почему я должен звонить? У меня что, начальников мало?
— А почему я должен звонить? — парировал Утятьев. — Мне, что, поручить некому?
Насупившись, Костя сел за стол, придвинул телефон и принялся листать телефонную книгу.
Дверь в глубине комнаты приоткрылась, оттуда выглянул щуплый старичок в костюме-тройке.
— Трофимыч, зайди-кось, — пригласил он Утятьева.
— Кстати, Агафон Игнатыч, — сказал тот, вставая, — вот это и есть Лева, физик из Москвы. А это наш замдиректора, Агафон Игнатыч.
— Ага, ну-ну, — пробормотал замдиректора, окинув меня взглядом, и скрылся за дверью.
Захватив папку с бумагами, Утятьев проследовал к нему в кабинет.
— Ни один телефон не отвечает, вот распропаскуды, — выругался Костя и бросил телефонную трубку.
Он запустил в волосы пятерню и стал ожесточенно чесаться. Потом неожиданно спросил меня:
— Как вам понравились наши водородные часы?
— Интересная конструкция, — поразмыслив, ответил я.
— Очень водородные часы, не правда ли?
— Да, я бы сказал, в высшей степени водородные.
Костя лукаво подмигнул.
— Значит, будете оформляться к нам?
— Значит, буду.
— Рад за вас. Ну, а что нового в Москве?
— Да так… — я терпеть не могу подобные расплывчатые вопросы. — Перестройка идет. В общем, всё по-прежнему. То есть, нет, по-новому. Как бы это сказать… Ну, по-прежнему новому, вернее, наоборот, по-новому прежнему.
— Короче говоря, не по-прежнему прежнему, так?
— Вот именно.
— Ну и то слава Богу, — сказал Костя. — А что новенького в Прибалтике?
— Знаете, я толком не разобрался. То ли демократизация полным ходом, то ли оголтелые экстремисты распоясались. Разноречивые сведения, знаете ли.
— С чего бы им распоясаться? — недоуменно протянул Костя, почесывая живот. — Мне приятель рассказывал, он туда прошлым летом ездил. Так у этих прибалтов, говорит, макароны в магазинах бесперебойно, в любое время заходи и покупай. Видно, они там просто с жиру бесятся.
— Как-то вы, извините, в застойном духе рассуждаете, — сказал я.
Костя ухмыльнулся.
— Да шучу я, шучу, — успокоил меня он. — Неужто вы подумали, я серьезно… Ну ладно, вы расскажите хоть, что в газетах пишут.
— Странный вопрос. Разве вы газет не читаете?
— Нет, — сознался Костя. — Местную прессу не читаю, потому что противно и скучно. А центральные газеты у нас под запретом. И журналы тоже, кроме «Молодой гвардии», всё идет в спецхран.
— Как так?! Не может быть! — изумился я и тут же вспомнил про конфискованные на таможне «Известия».
— Еще как может, — ответил Костя, сунув за шиворот линейку и почесывая ею спину. — Разве вам Утятьев ничего не объяснил?
— Ну, кое-что… в общих чертах…
— Про нашего великого вождя, гениального секлетаря товарища Кирпичова — рассказывал?
— Более-менее.
— А говорил он вам, что у нас Центральное телевидение с восемьдесят пятого года не транслируют? И радиостанции глушат все подряд, и «Голос Америки», и «Маяк». Неужели не говорил?
Вероятно, в тот момент я представлял собой весьма глупое и жалкое зрелище.
— Это вы опять… опять разыгрываете, да? — жалобно спросил я, превозмогая оторопь. — Это шутка?
— Какие там шутки, — буркнул Костя и с ожесточением сплюнул.
Его плевок убедил меня сильнее любых клятвенных заверений. Именно так плевались люди в прежние, застойные времена — у своих станков, мартенов, письменных столов и домашних телевизоров. Я не мог даже предположить, что теперь, в эпоху перестройки и гласности, хоть кто-нибудь у нас в стране может так плеваться, с тотальным, безысходным и яростным отвращением. Оказывается, может.
Вот вам и Альтернативная Вселенная. Хорошо еще, что она всего лишь Альтернативная…