— Ребята, рвите когти, — только и вымолвил на это Утятьев. — Гадом буду, она милицию загодя вызвала. Сейчас нас всех возьмут за рога.
— Не-ет, постойте! — вопила неистовая Нюрка. — Куда?! Стойте, алкоголики! Щас мы разберемся! Со всеми разберемся! Я вам покажу, как притон устраивать!
Стоило ей повернуться к Утятьеву спиной, как тот бросился на нее и крепко обхватил за то место, где полагается быть талии.
— Смывайтесь, живо! — рявкнул он.
— Помогите!! Убивают!! Караул!! — отбиваясь, во всю глотку орала Нюрка.
Костя уже почти оделся. Я заметил, что брючную пуговицу ему заменяла канцелярская скрепка. Кое-как застегнувшись, он надел ботинки, не завязав шнурки, схватил в охапку пальто, портфель и выскочил из квартиры. Я последовал его примеру.
— До чего ж сволочная баба, — вздохнул Костя, очутившись на темной, морозной улице. — Бедняга Утятьев. Подержите портфель, пожалуйста.
Он надел пальто и поглубже нахлобучил шапку на непросохшие волосы.
— Вы где остановились? — спросил он. — Давайте, я провожу, а то заблудитесь.
— Собственно, я предполагал остановиться у Утятьева… Но теперь это вряд ли возможно…
— Ах вот что. Экая незадача, — нахмурился Костя. — Ну, делать нечего. Пойдемте, переночуете у меня.
— Спасибо, но мне как-то неудобно…
— Да бросьте вы. Не ночевать же вам на вокзале, — он вдруг дернул меня за рукав. — Пошли-пошли, побыстрей. А то оба в милиции заночуем.
Я обернулся и увидел, что к подъезду катит милицейский «уазик» с включенной мигалкой на крыше.
Зря я так ломал голову. Она уже начинает угрожающе побаливать, а разгадки нет и в помине. Может быть, разгадки этой вообще не существует, просто началась новая полоса репрессий и соответственно ошибок. А я первым подвернулся им под руку, вот меня и сцапали.
Хорошо еще, что я твердо усвоил уроки нашей недолгой гласности и знаю, как себя вести. Во-первых, теперь нельзя верить, во-вторых, нельзя надеяться, в-третьих, нельзя просить. Очень просто, только бы не перепутать. Не исключено, что из меня хотят выудить компромат на Петухова. И если я по глупости или по малодушию настучу на него, нам станут шить статью 58-11, групповую. Но я стану отмалчиваться, и скорей всего получу обыкновенную 58-10 — антисоветскую агитацию, безо всяких литер. Ничего не скажу, ничего не подпишу, пускай проводят через ОСО. Пусть ставят на конвейер, сажают в кандей, толку не добьются. Я их не боюсь. Все равно потомки меня реабилитируют. А моих палачей обязательно покроют несмываемым позором, лет, эдак, через пятьдесят, и кое-кого из них даже назовут пофамильно. Так что все в порядке.
Одно меня беспокоит: когда меня реабилитируют посмертно, кто получит за меня компенсацию в виде моей двухмесячной зарплаты? Тем более, сейчас у меня зарплаты нету. Есть над чем задуматься. Согласитесь, неприятно погибнуть, зная, что за тебя никогда и никому не выплатят ни копейки.
Обидно, что на перестройку и гласность нашлась-таки альтернатива. Но я твердо убежден, что сталинизм обречен, ибо светлое будущее неизбежно. Или нет, наоборот, светлое будущее неизбежно, ибо сталинизм обречен. Ведь не может же быть, чтобы совсем наоборот. Тогда бы ничего не осталось от исторического оптимизма, а кроме исторического оптимизма, нам вообще ничего не остаётся.
Нет, Петухова я им ни за что не выдам, хотя он глубоко заблуждающийся человек. Согласитесь, заблуждаться в рамках социалистического плюрализма — это еще куда ни шло. А вот глубоко заблуждаться, то есть выходить за рамки, советскому человеку не к лицу, из-за этого немудрено нажить себе кучу неприятностей.
Мы с Петуховым проговорили полночи, до того увлекательно сложилась беседа. Костя оказался ужасным оригиналом. Например, он убеждал меня, что после семнадцатого года наша страна ускоренно прошла весь исторический путь человечества. Сначала первобытный строй, он же военный коммунизм. Потом рабовладение, при Сталине. Потом феодализм, при Брежневе. А теперь, дескать, мы подошли вплотную к классической буржуазной революции. Теория очень забавная и не лишенная убедительности, хотя и в корне ошибочная, разумеется.
За одну только эту теорию ему несдобровать, если прознают в КГБ. Но я не стану доносчиком, никогда, ни при каких обстоятельствах. Тем более, что это не спасает, как известно.
Мы с Петуховым сидели и пили чай в выходившем на коммунальную кухню закутке, не то маленькой комнате, не то большой кладовке. Жена Кости, миловидная хрупкая брюнетка по имени Таня, уложила дочку спать и пошла на работу. Я поинтересовался, где она работает, оказалось, в библиотеке.
— Кстати, старина, — Костя как-то незаметно перешел со мной «на ты». — А не записаться ли тебе в библиотеку? Сейчас конец года, Таньке новые читатели позарез нужны.
— В принципе я не против.
— Ну и отлично. Запишем твои паспортные данные, заполним карточку, и всё. Тебе даже приходить необязательно, это чистая формальность, для плана.
— Неужели у библиотеки есть план?
— А как же. Ты, я вижу, прямо как с Луны свалился. У них же годовой план по новым читателям. Я уже всю нашу контору в библиотеку записал. Так что присоединяйся.
— Ладно, с удовольствием. Только вот у меня прописки нету.
— Не беда, адрес придумаем.
— А почему Таня по ночам работает? Это ночная библиотека, что ли?
Костя заулыбался.
— Нет, что ты, обыкновенная районная библиотека. А Танька сейчас вкалывает день и ночь, ей надо всю статистику за год переписать. Понимаешь, слишком много книг в этом году брали, план по статистике перевыполнен. И надо все сводки переправить, иначе на будущий год им план повысят.
— Откровенно говоря, это какие-то странные игры, — заметил я. — Зачем это надо, кому?
— Эх, Лева, не понимаешь ты прелестей плановой системы. Раньше ты где работал?
— В НИИ.
— Ага, ясно. Чистая наука. Ладно, чтоб ты понял, расскажу тебе маленькую притчу.
И Костя Петухов, член добровольной народной дружины с 1979 года, рассказал мне притчу о милицейской инспекторше, буфетчице и плане.
Много лет кряду дежурил Костя Петухов в народной дружине, по тридцатым числам каждого месяца. Прослушав инструктаж, он с коллегами выходил патрулировать. Свернув за ближайший угол, они снимали повязки и шли в кафе «Кривичанка» пить кофе со вчерашними булочками. Удивительно, однако факт — каждый день там подавали только вчерашние булочки.
А однажды, к началу инструктажа, в штабе появилась женщина в партикулярном. Она представилась лейтенантом милиции, инспектором по делам несовершеннолетних, и попросила дать ей для рейда двоих дружинников. Вызвались Костя и еще один парень из техотдела.
Уже на улице инспекторша объяснила цель рейда. Ей для квартального отчета не хватало протокола о продаже спиртного несовершеннолетним. По плану полагалось составлять один такой протокол в месяц. Вот она и отправилась в последний день месяца восполнять пробел в отчетности.
Дело было еще при Брежневе, выпивка во всех кафе лилась рекой.
Зайдя в ближайшее кафе-мороженое, они сразу увидели возле стойки двоих безусых парнишек, которые с важным видом потягивали коньяк. Их завели в подсобку, пригласили туда же буфетчицу и стали составлять необходимый протокол. Немолодая, рыхлая буфетчица разрыдалась и стала причитать, что она не виновата, что у нее план, что на одном мороженом плана не вытянешь…
— Такая вот история, — заключил Костя. — Одна баба ради плана поит, другая баба ради плана ее подлавливает. И обе при деле. Ну так как, будешь записываться в библиотеку?
— Ладно, — сказал я. — Запишусь. Чего не сделаешь ради плана.
— Ну и молодец, — одобрил Костя. — Да, кстати, пока не забыл. Хочу тебя предупредить. У нас в Кривограде воду из крана не пей. Только кипяченую. А то, знаешь ли, коагулянт у нас кончился…
— Что еще за коагулянт?
— Ну, глинозем, которым воду очищают. Еще месяц назад кончился, по всей республике. Меня соседка предупредила, она в Минкоммунхозе работает. Уж такой фонд нам выделили из Москвы по глинозему. С самого начала было известно, что до Нового года не дотянем. А теперь в городе начался гепатит.