— Практически любой из семьи мог сделать это,— сказал отец.— В доме всегда был большой запас инсулина, по крайней мере на две недели. В одну из бутылочек могли налить эзерин и поставить ее на место, зная, что придет время — и бутылочку используют.
— И все имели доступ к лекарствам?
— Они не запирались: стояли на специальной полочке в аптечке, в ванной комнате.
— А повод для убийства?
Отец вздохнул.
— Дорогой Чарльз, Аристид Леонидас был безмерно богат. Он передал большую часть наследства семье, но, может быть, кому-то из них показалось мало.
— Больше всех деньги нужны его жене. У этого молодого человека есть деньги?
— Нет, он беден как церковная мышь.
«Мышь!» — я вспомнил Софью и детские стишки, которые она цитировала:
Я обратился к Тавернеру:
— Что вы думаете о миссис Леонидас?
— Трудно сказать, Она не так-то проста. Очень спокойная, говорит мало, о чем думает — неизвестно. Она напоминает мне кошку. Я совсем не против кошек, как раз с кошками все в порядке...— Он вздохнул.— Нам нужны улики...
Да, подумал я, всем нужны улики, доказывающие что миссис Леонидас отравила мужа. И мне, и Софье, и инспектору Тавернеру. Тогда все будет хорошо!
Но ни я, ни Софья, ни инспектор не были уверены...
Глава 4
На следующий день мы с инспектором отправились в Свпклн Дин.
У меня было довольно странное положение. Правда, в самом начале войны я был связан со спецотделом Скотланд-Ярда, и это давало мне официальное право на участие в расследовании.
Отец сказал:
— Для того чтобы раскрыть это преступление, нам необходима информация изнутри. Мы должны узнать все об обитателях этого дома. И именно ты можешь Нам помочь.
Мне это не понравилось.
— Я должен стать полицейским шпионом? Я должен получать информацию от Софьи, которую люблю и которая, как я надеюсь, любит меня и доверяет мне?
Старик очень рассердился.
— Ради Бога, оставь эту банальную точку зрения. Надеюсь, ты не думаешь, что твоя приятельница убила своего дедушку?
— Конечно нет!
Очень хорошо. Мы тоже не думаем этого. Она долго отсутствовала и всегда была с ним в самых лучших .отношениях. У нее солидный годовой доход, и, я думаю, дед был бы счастлив узнать, что она .выходит за тебя замуж. .Он бы, наверное, сделал ей царский подарок. Ее мы не подозреваем. Но ты должен учесть одно. Если не выяснить все до конца, эта девушка не выйдет за тебя;.ты и сам это знаешь. И еще одно. Преступления такого рода зачастую остаются нераскрытыми. Мы можем подозревать/что жена Леонидаса и ее Поклонник были соучастниками убийства, но это надо доказать. И если у нас не будет достаточных улик против нее, опасное сомнение останется навсегда. Ты понимаешь?
Да, я понимал.
— Почему бы прямо не сказать ей об этом?
— Ты имеешь в виду Софью?..
— Да, да! Я не прошу, чтобы ты тайком втерся к ней в доверие. Нет. Узнай только, что она думает по этому поводу.
И вот на следующий день мы поехали в Свикли Дин.
Дом был очень странной архитектуры. Коттедж, то есть обычный сельский дом, разросшийся, однако, свыше всякой меры. Ресторатору из Греции он, должно быть, казался английским, но на самом деле был просто уродлив.
Из дома вышла Софья. Увидев меня, она застыла на, месте.
— Вы?!
— Софья, мне надо поговорить с вами. Где бы мы могли уединиться?
Она провела меня в сад, и мы уселись на скамью.
— Ну? — спросила Софья не очень дружелюбно.
Я рассказал ей все.
Она внимательно слушала и, когда я кончил говорить, ‘тяжело вздохнула..
— Ваш отец — очень умный человек.
— Мне самому эта его идея показалась дикой...
— Нет, идея хорошая. Это единственное, что может помочь. Ваш отец, Чарльз, понимает, что я, чувствую и думаю, лучше вас. Мне необходимо узнать правду, необходимо,— сказала она страстно.
— Ради нас? Но, дорогая...
— Не только ради нас, Чарльз, но и ради собственного спокойствия. Понимаете, Чарльз, я не сказала вам вчера, но... я боюсь.
— Боитесь?!
— Да, боюсь-боюсь-боюсь! Полиция, ваш отец, вы сами — все думают, что это сделала Бренда.
— Вероятность...
— О да, это вполне вероятно, но я не думаю, что это она. Как я и хотела, вы узнали об этом деле со стороны, а теперь я расскажу вам об этом «изнутри». Бренда не из тех, кто ставит себя под удар,—она слишком любит себя.
— А как насчет молодого человека? Лоуренса Брауна?
— Лоуренс — трус и слабый человек. У него для этого кишка тонка.
— Странно.
— Мы ничего не знаем. Я хочу сказать, люди иногда ведут себя неожиданно. Мы составляем о них какое-то мнение, .и зачастую оно оказывается совершенно неверным. И все равно, Бренда...— Она покачала головой.— Она всегда вела себя очень последовательно. Я называю таких, как она, женщина из гарема. Она любит сладости, красивые платья, драгоценности, дешевенькие романы и кино. И, как ни странно, несмотря на дедушкин возраст, она восхищалась им. Дедушка был великолепен. Он умел сделать так, чтобы женщина чувствовала себя королевой, любящей султана.. Я думаю, он сумел внушить и Бренде, что считает ее очень романтичной и интересной. Всю свою жизнь он был обходителен с женщинами.
— Почему вы сказали, что боитесь?
— Потому что это так. Очень важно, чтобы вы поняли меня. Знаете, у нас очень странная семья... В нас всех определенно есть жестокость, и это меня тревожит.
— Я не понял.
— Постараюсь объяснить. Например, дедушка однажды, рассказывая нам о своей юности в Смирне, упомянул, что убил двух человек. Там была какая-то ссора, какое-то ужасное оскорбление, но тем не менее он наводил это вполне естественным. Но слушать об этом в Англии — невероятно!
Я кивнул.
— Это один вид жестокости. Потом бабушка — я едва помню ее, но много слышала о ней. Она была жестока, потому что начисто была лишена воображения. А моя мама? Она актриса и прелесть, но у нее совершенно нет чувства меры. Она из тех эгоисток, которые воспринимают жизнь только под одним углом зрения: как это отразится на них. Это тоже очень странно.
Есть еще Климентина — жена дяди Роджера. Она научный работник, но тоже жестока. Дядя Роджер — полная противоположность ей: он самый добрый и очаровательный человек на свете, но у него совершенно невыносимый характер. Он постоянно раздражается и в такие минуты не сознает, что делает. Мой папа...— Она сделала долгую паузу.— Папа,— продолжала она медленно,— слишком сдержан. Никогда не знаешь, о чем он думает. Вероятно, это инстинктивная- защита от излишней эмоциональности мамы, но иногда он меня очень беспокоит.
— Дорогая моя, вы преувеличиваете. По-вашему, каждый способен на убийство,
— Да, даже я!
— Не может быть!
— О да, Чарльз, я — не исключение. Я допускаю мысль, что могла бы убить... Но.если бы убила, то только за что-нибудь очень значительное...
Я рассмеялся. Софья тоже улыбнулась.
— Может быть, я дура, но вам необходимо узнать правду о смерти дедушки. Ах, если бы это была Бренда...
Мне вдруг сдало очень жаль Бренду Леонидас.
Глава 5
К нам приближалась высокая женщина, небрежно одетая.
— Тетя Эдит,— предупредила Софья.
Я встал.
— Это Чарльз Хейворд, тетя Эдит. Моя тетя, мисс де Хэвиленд.
Эдит де Хэвиленд было около семидесяти. Загорелое лицо, небрежно заколотые седые волосы и проницательный взгляд.