Вдруг выражение страха сошло с ее лица, и, обратившись ко мне, она спросила ледяным, деловым тоном:
— Вы не находите, что именно так надо играть Эдит Томпсон?
— Я сказал, что тоже считаю: именно так и надо играть Эдит Томпсон.
Я, правда, смутно понял, кто такая Эдит Томпсон, но хотел понравиться матери Софьи.
— Она похожа на Бренду,— сказала Магда.— Знаете, мне это раньше не приходило в голову. Сказать об этом инспектору?
Филипп слегка нахмурился.
— Тебе совсем ни к чему встречаться с ним, Магда. Я сам могу ему рассказать все, что его интересует.
— Не встречаться с ним?! — Она почти кричала.— Но, конечно, я должна ненавидеть его! Дорогой мой, у тебя совсем нет воображения. Ты не понимаешь, насколько важны детали.
— Мама,— сказала Софья, входя в комнату,— ты не должна врать инспектору,
— Софья, дорогая...
— Я знаю, что ты уже все прорепетировала и готова дать прекрасное представление. Но ты же все напутала.
— Чепуха. Ты не знаешь...
— Знаю, тебе нужно сыграть эту сцену иначе, дорогая. Очень сдержанно, говорить мало, быть настороже, защищать семью.
— Милая, ты действительно думаешь.
— Ну конечно. Я приготовила тебе шоколад,
— О, как хорошо. Я умираю с голоду.
На пороге она обернулась.
— Вы не представляете себе, как чудесно иметь дочь.— С этими словами она удалилась.
— Один Бог знает, что она скажет полиции,— подвела итог этой сцене мисс де Хэвиленд.
— Все будет в порядке,— возразила Софья.
— Она может сказать что угодно.
— Не беспокойся. Она сыграет эту сцену так, как ей подскажет режиссер. А режиссер — я.
Она тоже вышла, но тотчас вернулась.
— К тебе главный Инспектор Тавернер, папа. Ты не возражаешь, если Чарльз останется?
Мне показалось, что лицо Филиппа выразило удивление, но только на мгновение. Он пробормотал:
— О, конечно, конечно.
Вошел Тавернер: Он взял стул и сел к письменному столу.
— Да, главный инспектор? — обратился к нему Филипп.
— Я не нужна вам, инспектор? — осведомилась мисс де Хэвиленд.
— Сейчас — нет. Позже, если позволите.
— Конечно, я буду наверху.
Она вышла из комнаты.
— Итак, инспектор? — повторил Филипп.
— Я знаю, что вы очень занятой человек, и не отниму у вас много времени. Должен сказать вам, что наши подозрения подтвердились. Вашего отца отравили. Смерть наступила в результате слишком большой дозы физостигмина, более известного под названием ..«эзерин».
Фклипп опустил голову. Он не проявил особых эмоций.
— Может быть, это вам что-нибудь говорит? — продолжал Тавернер.
— Решительно ничего. По моему мнению, отец принял яд случайно.
— Вы в самом деле так думаете?
— Да, это вполне вероятно. Учтите, что ему было около девяноста лет и у него было очень плохое зрение.
— Поэтому он перелил глазные капли в бутылочку из-под инсулина? Неужели вы верите этому, мистер Леонидас?
Филипп не ответил. Его лицо стало еще более непроницаемым.
— Мы нашли бутылочку от глазных капель в мусорном ящике. На ней не было отпечатков пальцев. Это само по себе очень любопытно. В обычных условиях они бы обязательно были: вашего отца, может быть, его жены или камердинера.
Филипп поднял голову.
— А как насчет камердинера?
— То есть предположить, что убийца — он? Конечно, у него для этого были все возможности. Но когда мы пытаемся найти мотив, его попросту нет. Каждый год ваш отец выплачивал ему премию. С каждым годом она увеличивалась. Ваш отец ясно дал ему понять, что премия выплачивается вместо суммы,которую он мог бы получить по завещанию. Эта премия после семи лет службы составляла значительную цифру и продолжала повышаться. Очевидно, что в интересах камердинера было, чтобы ваш отец жил как можно дольше. Больше того, они были в прекрасных отношениях. Нет, мы не подозреваем Джонсона..
— Понимаю,— почти беззвучно сказал Филипп.
— А теперь, мистер Леонидас, может быть, вы расскажете мне, что делали в день смерти вашего отца?
— Весь день я провел в этой комнате. Выходил только в столовую.
— Вы видели отца в тот день?
— После завтрака я зашел к нему поздороваться,.как обычно.
— Вы были одни?
— Моя э-э... мачеха была в комнате.
— Он был такой, как всегда?
— По его лицу не было заметно, будто он заранее знает, что его убьют в тот день,— с иронией ответил Филипп.
— Часть дома, где жил ваш отец, полностью отделена от вашей половины?
— Да, туда можно попасть только из холла. Дверь там.
— Эта дверь запиралась?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда.
— Любой человек мог пройти от вас к нему?
— .Конечно.
— Как вы узнали о смерти вашего отца?
— Мой брат Роджер, который занимает западное крыло верхнего этажа, вбежал ко мне и сказал, что у отца припадок. Он тяжело дышит, и ему очень плохо.
— Что вы сделали?
— Позвонил доктору. Об этом почему-то никто не подумал. Доктора не было,.но я попросил передать ему, чтобы он приехал как можно скорее, и затем поднялся к отцу.
— А дальше?
— Отец был очень плох. Он умер до приезда доктора.
— Где были в это время остальные, члены вашей семьи?
— Жена —в Лондоне;. Она приехала вскоре после смерти отца. Софьи тоже не было. Младшие дети Юстас и Жозефина были дома.
— Поймите меня правильно, мистер Леонидас, но я хотел бы знать, как смерть отца отразилась на вашем финансовом положении?
— Я вполне вас понимаю. Мой отец обеспечил нас много лет тому назад. Моего брата он назначил председателем и главным держателем акций самой большой своей компании. Мне он передал соответствующую сумму—150 тысяч фунтов в облигациях и ценных бумагах.
Значительные суммы он выделил сестрам, которые умерли.
— И при этом оставался по-прежнему очень состоятельным?
— Нет, в то время он оставил себе сравнительно небольшой капитал. Он сказал, что эти деньги Дадут ему интерес к жизни.— Филипп впервые улыбнулся.— Благодаря различным удачным операциям он разбогател. И в последние годы обладал значительным состоянием.
— Вы и ваш брат обосновались здесь, в этом доме. Это не было связано с финансовыми затруднениями?
— Конечно нет.. Так было удобнее. Отец Всегда говорил, что будет рад, если мы .будем жить с ним. Я очень любил своего отца. Мы переехали сюда еще в 1937-м году.
— А ваш брат?
— Он приехал в 1943-м, после того как в Лондоне в его дом попала бомба.
— А теперь, мистер Леонидас, ответьте мне на такой вопрос. Вы знали содержание завещания вашего -отца?
— Конечно, он составил новое завещание в 1946-м году. Мой отец, человек не скрытный/ был очень привязан к семье. Он собрал нас всех, и его поверенный по его просьбе, огласил завещание. Я думаю, .мистер Гейтсхилл познакомил вас с его условиями. Примерно 100 тысяч фунтов завещалось моей мачехе, в дополнение к сумме, которую она .получила, став его женой. Все остальное было, поделено на три части: одна — мне, вторая — брату, третья трем внукам.
— Какие-нибудь подарки слугам?
— Никому ничего. Если слуги оставались у него, их жалованье повышалось с каждым годом.
— Извините за вопрос, мистер Леонидас, а в настоящий момент вы не испытываете особой нужды в деньгах?
— Подоходный налог, как вы знаете, довольно велик, но нам хватает. Более того, отец часто делал нам ценные подарки, и, если бы что-нибудь случилось, он. немедленно пришел бы на помощь. Уверяю вас, инспектор, у меня не было финансовых причин желать смерти отца.
— Очень сожалею, мистер Леонидас, если вы меня так поняли. Однако мне, придется задать вам еще несколько вопросов. Каковы были отношения между отцом и его женой?.
Насколько я знаю, они были счастливы.
— Никаких ссор?
— Я не слышал о ссорах.,
— У них была большая разница в возрасте?
— Да.
— Простите, а вы одобряли второй брак вашего отца?
— Меня об этом, не спрашивали.