Выбрать главу

Я отпер входную дверь, оставив ключ в замке. Я не собирался производить обыск — мне просто нужно было узнать, что здесь произошло. Войдя, нашел на стене выключатель и щелкнул им. Бледный свет двух настенных ламп осветил холл.

Передо мной была дверь в заднюю часть дома, небольшой коридор и еще одна дверь направо. Она вела в маленькую столовую. Тяжелые портьеры прикрывали вход в гостиную. У левой стены — камин, напротив него — книжные полки. В углу две тахты, рядом три кресла: золотое, розовое и коричневое — и коричневое кресло-качалка с подставкой для ног.

На подставке я увидел ноги в зеленых домашних туфлях и пижамных штанах, задранных до лодыжек, Я медленно поднял глаза и увидел темно-зеленый шелковый халат, перевязанный поясом, выше — карман с монограммой. Еще выше — желтая шея, лицо повернуто в сторону зеркала на стене. Я подошел и посмотрел в зеркало. Лицо действительно усмехалось.

Левая рука лежала между колен, правая свешивалась через ручку качалки, кончики пальцев касались ковра. Рядом с пальцами на- ковре маленький пистолет примерно тридцать второго калибра с очень коротким стволом. Правая сторона лица была прижата к спинке кресла-качалки, правое плечо окровавлено. Кровь на рукаве и кресле, очень много крови в кресле. Голова в каком-то неестественном положении — чьей-то чувствительной душе не понравился вид ее правой стороны.

Я осторожно ногой передвинул кресло на несколько дюймов. Труп уже задеревенел. Я прикоснулся к его лодыжке — даже лед не бывает таким холодным.

На столе, справа от локтя, недопитая бутылка и пепельница, полная окурков и пепла. Три окурка испачканы губной помадой, ярко-красной, какой обычно пользуются блондинки.

Рядом с другим креслом еще одна пепельница. В ней много пепла и обгорелых спичек, но ни одного окурка. Воздух в комнате тяжелый: пахло духами и смертью.

Подсвечивая фонариком, я прошелся по дому. Две спальни, обставленные легкой кленовой мебелью, довольно светлые. Прекрасная ванная в темно-красных тонах, отдельная душевая кабина. Кухня маленькая, в раковине груда бутылок. Множество бутылок и бокалов, множество отпечатков пальцев, множество улик... Во всяком случае, для следствия это может пригодиться.

Я вернулся в гостиную и задумался. Итак, я нашел убитого Филлипса, обнаружил труп Морнингстера — и убежал. Теперь еще одно убийство. Все складывается как нельзя хуже. Марлоу — и три убийства. Марлоу ходит по трупам. Никакая логика здесь не поможет. Хуже всего то, что я, так или иначе, замешан во всем этом. Ну да Карл Мосс как эскулап позаботится о Мерль.

Сжав губы, я вернулся к трупу и, взяв его за волосы, повернул голову. Пуля попала в правый висок. Это могло быть и самоубийство, но люди такого типа не кончают жизнь самоубийством. Шантажист, даже испуганный шантажист, испытывает чувство власти, и это дает ему удовлетворение. Я вернул голову трупа в прежнее положение. Наклонившись, заметил под столом уголок рамки от картины. Я подошел поближе, обернул ладонь платком и поднял ее.

Стекло в рамке треснуло наискось. Она упала со стены— я сумел разглядеть маленький гвоздь. Кто-то стоял справа от Ванньяра, наклонился над ним, неожиданно выхватил пистолет и выстрелил ему в правый висок. Этот человек был ему знаком, и Ванньяр не боялся. А потом убийца, ошеломленный видом крови или грохотом выстрела, отскочил назад и спиной сшиб со стены картину. Она упала, ударилась углом об пол и отлетела под стол. Убийца либо был слишком напуган, либо из осторожности не поднял ее.

Я посмотрел на картину — небольшая и совершенно не интересная. На ней был изображен парень в бриджах и камзоле, рукава которого были стянуты шнурками. Он стоял перед высоко расположенным окном и махал шляпой с пером кому-то, стоящему внизу. Человека которому он махал, не было видно. Это была цветная репродукция какой-то картины.

Затем я осмотрел комнату. Здесь были и другие картины: пара прекрасных акварелей, несколько гравюр. Может быть, этот Ванньяр был любителем картин? Человек выглядывал из окна много лет назад...

Мелькнувшая мысль была настолько проста, что сначала я почти не обратил на нее внимания. Это было словно легкое касание. Касание снежных хлопьев. Высокое окно, мужчина, много лет назад выглядывавший из него...