С каждой секундой беглецы обрастали новыми преследователями, и вскоре все птицы залива поделились на две части. Одни, вроде уток и куликов, решили убраться по добру по здорову и переждать нашествие хищников. А другие воодушевлённо присоединились к погоне, отстаивая своё право на спокойную жизнь в заповеднике.
Будь он немного побольше, и неизвестно, что бы сталось с Криволапычем и Веганом. На их счастье, заповедник был мал: как только звери проскочили его границу, количество преследователей стало уменьшаться. А когда добрались до просёлочной дороги, над ними продолжали вопить только самые скандальные чайки. Но вот и они с победными криками унеслись к заливу.
Приятели, тяжело дыша, остановились на пыльном просёлке. Их шубы покрылись грязью и были основательно пощипаны. А Вегану, как самому доверчивому, ещё порезали нос.
— В следующий раз думай, что делаешь! — Криволапыч сердито начал зализывать царапины.
— Но я же сказал, что мы из Общества защиты животных!
Криволапыч усмехнулся.
— Ты — хищник! А говорить можно, что угодно. Если к тебе придёт охотник с ружьём и скажет, что он священник из прихода. Поверишь?
Лис промолчал.
Тут звери услышали нарастающий шум и обернулись. В начале дороги, что выползала из леса и петляла меж распаханных полей, появился пузатый красный автомобиль, похожий на сытого клеща.
Приятели отбежали на обочину, и автомобиль пролетел мимо. Криволапыч сморщился: в нос шибанул неприятный запах. На машине было написано крупными белыми буквами: «Еда растений — качественный свиной навоз».
— Яри Ярвинен, — объяснил Веган. — Он продаёт фермерам удобрения.
— Работка — не позавидуешь! — Криволапыч чихнул. — Глянь, тормозит!
Машина и вправду остановилась. Из неё вышел сутулый человек в сером комбинезоне, в помятой чёрной шляпе с полями и уставился на приятелей.
— Чего вылупился? — рассердился Криволапыч и крикнул. — Эй, глаза не треснут?
Яри вытер нос рукавом и снова влез в автомобиль. Доехав до хутора в конце поля, он свернул на боковую ветку дороги, и теперь стала видна надпись на правом боку машины: «Общество охраны ОТ животных — борьба с тараканами, крысами и др. вредителями».
Веган и Криволапыч смотрели на машину, пока та не скрылась за деревянными постройками.
Воздух обрёл прежнюю морскую свежесть.
— Я всё думаю, — сказал Криволапыч, — что имел в виду барсук?
— Ты о чём?
— По его словам выходит, что енотовидные тут раньше водились. Куда ж они делись?
Лис пожал плечами.
— Может, ушли?
— От такой-то сытной жрачки?
— Во всяком случае, я их никогда не видел. Правда, я родился в прошлом году. — Он задумался. — А почему бы тебе не спросить Тойво?
Криволапыч кисло улыбнулся.
— Спросить-то можно. Да он не ответит. Я его разозлил.
Приятели выбрались на середину просёлка и неспешно потрусили вдоль заросшей мятликом канавы.
— Тогда надо поговорить с призраком.
Криволапыч остановился.
— С кем?
— Он живёт в той усадьбе на горке.
— Это куда всякие ненормальные приезжают?
— Почему ненормальные? Там живут художники, скульпторы, певцы…
Криволапыч несогласно тряхнул головой.
— Художник должен картины рисовать, а они чего делают? Вон один, разбил окно и поставил посреди дороги. А ты ломай голову, думай, что он хотел этим сказать.
— Я помню! Это была инсталляция «Окно печали» художника из Хельсинки. По-моему, интересная идея! Разве тебе было не печально смотреть на это?
— Ещё как печально! Печально, что в художники лезут всякие проходимцы. Так, знаешь, и я могу. Возьму, из урны бутылку, кокну и поставлю на улице. Будет «Печальная бутылка».
Веган засмеялся.
— Мы сейчас говорим о другом. В усадьбе Саари есть призрак. Он там живёт лет двести и наверняка знает, были тут енотовидные или нет. Хочешь, зайдём, спросим?
Криволапычу не улыбалось общаться с призраком. В детстве начитанная детективами мать не раз пугала его страшными историями, где иногда участвовали привидения убитых людей. В одном рассказе этих привидений пытался допросить следователь, но потом он тоже погиб и стал призраком. После этого у Криволапыча сложилось негативное отношение к потустороннему миру. Но всё-таки желание узнать судьбу своих предшественников было сильнее.
— Ладно, пошли. Только разговаривать с ним будешь сам!
Призрак
Призрак был очень стар. Но усадьба — ещё старее.