– Так уж и быть, входите. – наконец соединил слова в ясное предложение старик, скрываясь за дверным проемом в главной комнате.
Я преодолел коридор, стены которого увешаны были непонятного назначения прутьями и тканями, после чего попал в основную комнату. В ней было тепло и свет, исходящий от лампы, озарял стены. На них, в свою очередь, были высечены странные символы, которые, видимо, олицетворяли те или иные природные явления. Среди орнамента на паре гвоздей висело ружье – то ли винчестер, то ли кольт, уж простите меня, профессиональные коллекционеры, за моё незнание оружейных фирм. Не смотря на то, что комната казалась вполне комфортной, стены ее поразили насекомые, издающие неестественные скрипы. Возле печи, не использовавшейся летом в качестве средства обогрева, находилось небольшое, но удобное креслице, на которое и устроился хозяин. Его безмолвие оказывало гнетущее влияние на окружающую атмосферу и наводило меня на мысль, что навестить старика осмеливаются совсем немногие, отчего тот сделался молчаливым и хмурым. Я прислонил чемодан к ножке кровати возле двери и был готов к тому, что разговоры окончились приветствиями да немногословным приглашением, но мои опасения, к удивлению, не подтвердились.
– Не волнуйтесь – раздался совет старика, которому я, как бы мне того не хотелось, все же не мог последовать из-за содрогания странных очертаний за окном.
– Как же вас, эм, занесло-то сюда? – поинтересовался размышляющий в полутьме представитель прошлых поколений.
– С побережья ехал, да вот, ошибся с пересадками.
– Что ж, всякое бывает. А вы, вообще, по какой причине решились на поездку? – продолжил любопытствовать старец.
– Поступаю.
– Надо же! И куда, если не секрет?
– На факультет истории.
– Да, помню я этих… кхм. А как у вас живётся-то?
– Извините?
– Ну как, например, нынче одни люди навещают других людей?
– Ах, вы про это! – удивился я, разбирая содержимое чемодана и обустраивая себе место ночлега. – автомобили у нас, поезда и все такое.
– Вот как. К слову, вы упомянули, что родом с побережья, верно ли я расслышал?
– Да, так и есть.
– Слыхал я, что туда много людей переезжало.
– И то верно.
– Так как же, неужели вас не беспокоят… эти, как же их называть то стали… словечко такое ещё интересненькое…
– Мигранты?
– Точно! Так что, не тревожат?
– Пока не особо… А вас?
– И подавно.
Вспоминая, как выглядели эти странные холмы и густые заросли на них, я не мог не предположить:
– Не видят в далёкой от цивилизации жизни смысла?
– Не видят надежд…
В молчании подбирая слова, дабы разговорить старика, я долго сидел на кровати, делая вид усердной сортировки вещей в чемодане, настолько долго, что хозяин, к моему изумлению, самостоятельно внёс лепту в продолжение диалога, но больше в его изречениях не встречал я любопытства, исчезли лишние вопросы, пропал оживлённый тон повествования и любые отхождения.
– Знаете, меня ведь редко навещают гости с доброжелательностью, подобной той, которой наполнены ваши слова. Давно не встречал я людей, с которыми можно потолковать о переживаниях, коими наполнен мой разум. Мало кто знает, как тяжела жизнь в лесу, особенно если в памяти все еще всплывают воспоминания о том, что сокрыто в нем… Но, думаю, вам не составит труда выслушать меня, если я попытаюсь облегчить душу от невыносимой ноши, коей наградили меня годы страха и отчаяния, годы, проведенные в тенях отвратительного криволесья.
– Не думаю, что даже при желании у меня бы нашлись иные занятия.
– Тогда слушайте и запоминайте то, о чем я много лет твердил своим близким, родным, знакомым, и даже самому себе в попытке остановить застилающее нынче эти куполовидные холмы всеобщее забытье. Быть может, когда-нибудь вы ещё вспомните об этом вечере. Не буду, однако, обещать, что память будет к вам добра и вы не пожалеете об услышанном сегодня, но, прошу, отнеситесь к этому со всей ссерёзностью, ведь, возможно, это последний мой разговор с живым человеком…