На середине склона расположена больница. Кажется, что на старое здание надели новый крахмальный передник. Свежеоштукатуренный белый фасад на фоне ограды из бутовой кладки выглядит повязкой на теле улицы. Многие поколения горняков чинили здесь свои руки и ноги, многих уносили отсюда на погост.
Напротив больницы стоит дом номер двадцать четыре. Он окрашен охрой, и у него есть второй этаж. Верхний этаж пристроили позднее, прямо на глинобитные стены, когда для подрастающих детей не стало хватать места. После полудня в сверкающих чистотой оконных стеклах играет солнце.
Знакомство с домом начинается с двух истертых ступенек и таблички на входной двери: «Отто Брозовский». В первом этаже расположены две комнаты и маленькая кухня. Крутая лестница ведет на второй этаж, где комнаты такие же, но с косым потолком. Пол в прихожей выложен кирпичом. Справа дверь в первую комнату.
Из духовки высокой чугунной печи вырвалось ароматное облачко пара. Кухня полна заманчивых запахов. Минна Брозовская мешает половником в эмалированной кастрюле, которая стоит в кольце конфорки над огнем. Хозяйка раскраснелась от жары. На скамье у стола, на своем обычном месте, спиной к окну сидит Вальтер. Он в семье младший. Сын нетерпеливо барабанит столовой ложкой по столу.
— Ты варишь горох, я еще в дверях почуял. Гороховый суп с мозговой косточкой — ух, здорово! Уже готов? Я есть хочу. И где только отец застрял? Вечно он приходит последним.
Мать, вначале терпеливо отвечавшая на все его вопросы, теперь только пробурчала что-то. Ее гладко расчесанные на пробор волосы выглядывали из-под косынки, съехавшей на затылок; она торопливо надвинула ее на лоб. Рывком подняв кастрюлю, Минна поставила ее посреди стола на проволочную подставку и задвинула кочергой кольца на место, чтобы закрыть огонь. Удушливый дым мгновенно заполнил маленькую кухню.
Чтобы заглянуть в кастрюлю, Вальтер забрался с ногами на скамью.
— Мама, а я горох люблю больше, чем перловку. Учитель Петерс говорит, что все бобовые очень питательны. Крупы — тоже, говорит он, но их я не так люблю.
В сенях раздались шаги.
— Отец!
Вальтер сел как следует.
— Вечно ты опаздываешь! — крикнул он входящему отцу. — Бинерт пришел уже полчаса назад. Его Линда хвастает, что в воскресенье он идет на праздник Союза фронтовиков в Писдорфе, а ты — нет. Туда пускают только по выбору. Пиво будут даром давать.
— Да что ты! — Брозовский разыграл удивление. — И везет же этому Бинерту, теперь его даже на праздник фронтовиков пригласили.
Он погладил белокурые вихры сына, повесил фуражку на крюк за дверью и кивнул жене.
Придвигая себе стул, он спросил Вальтера:
— Ну, как твой аппетит?
— Только подавай! — Вальтер лихо отбарабанил что-то ложкой по краю тарелки. — Сегодня шикарный обед. Я съем две тарелки, нет — три… — ответил он и посмотрел на мать.
Она выловила из кастрюли мозговую кость, молча разлила суп по тарелкам и первую подвинула сыну. Вальтер подставил лицо теплому пару и стал во всю мочь дуть на горячий суп.
— У меня уже в животе урчит, — пожаловался он. Потом посмотрел на улыбающегося отца и стал ему рассказывать:
— У Келльнера улетели голуби, сизари. Жаль, он обещал мне птенцов. Тогда и у нас были бы голуби. Дядя Келльнер выпустил их из голубятни, но оказалось, что они еще не привыкли.
Он усердно мешал ложкой суп, чтобы тот скорее остыл.
— А у нас в школе провалился пол. Нет-нет, мы не баловались, папа, — повысил он голос, видя, что отец нахмурился. — Провалился учитель Петерс; вдруг смотрим, а под ним треснули прогнившие доски. Видно, сильно лодыжку зашиб, да как крикнет: «Чертова нищета!» Вообще-то он запрещает ругаться. Но когда больно, и учитель забывает, что ругаться нельзя. Правда, правда! — Он глотнул первую ложку супа. — А участок перекапывать мы еще не кончили, — перевел он разговор на другую тему. — Отто рано утром вывез туда одну тележку навоза, а больше не успел. Мама толкала сзади. А я после школы сразу же отправился на гору и свез тележку вниз. Отто нагрузил ее свеклой. В этом году она с мышиный хвостик, сказал он. Не стоило и трудиться. Вниз везти легко. Обошелся без лямки, Отто порвал ее, когда вытаскивал тележку из борозды. Ну и ругался же он. И убежал на шахту без обеда.