— Ты понимаешь, что мы хотим открыть школу? Хотим учиться…
Простодушному честному электрику было невдомек, что отказ был предопределен заранее. Под конец он не стерпел:
— Но я не сдамся.
— Небось побежишь к Брозовскому? — насмешливо спросил Цонкель.
Ширмер побледнел.
— А чем он тебе не нравится? Вот ты и проговорился. Теперь к нему многие пойдут. До сих пор я там не бывал, но ты сам показал мне дорогу.
В тот же день он пришел к Брозовскому.
— Знаешь, Отто, мне часто казалось, что вы, коммунисты, слишком торопитесь. Спокойствие прежде всего. Но в деле со школой я действительно не вижу ничего такого, что мешало бы честному рабочему отстаивать это. А Цонкель против, и союз против. Для чего же он тогда вообще?
— У них душа в пятки уходит при мысли, что гербштедтские рабочие хоть чуточку поумнеют, — сказал Гаммер. — Нам, Ширмер, надо самим взяться за дело.
Когда Ширмер вошел, Гаммер показывал Брозовскому список, в котором числилось восемнадцать человек, пожелавших учиться. Пауль Дитрих сидел тут же. К школе проявляли большой интерес.
— Так-то, дружище, — сказал Отто, — видно, пришла нам пора идти на передовую, хватит сидеть в резерве. Вот как обстоит со спокойствием. Сам видишь, мы не слишком торопились. Вся суть в том, что они всегда против нас. Итак, за дело!
По совету Брозовского Ширмер снова подал заявление, а Гаммер созвал собрание безработных.
Пауль Дитрих рассказал об этом Эльфриде; каждый вечер он теперь ездил до Поллебена, где по дороге встречал девушку, возвращавшуюся с работы.
Если позволяла погода, они слезали перед Гербштедтом, там, где шоссе делает большую петлю, садились на покатом склоне и полчасика отдыхали, беседуя. Пауль обнимал девушку, и она, прижавшись к нему, частенько засыпала от усталости, а он ласково поглаживал ее волосы. Сегодня Эльфрида сидела заплаканная: ее уволили с работы. Впереди опять была неизвестность.
— Будем вместе учиться, — говорил Пауль, неумело утешая девушку. — Петерс уже вовсю готовится к занятиям. Если же ничего не выйдет, сложим наше барахлишко и начнем вместе хозяйничать.
Эльфрида обняла его и поцеловала в губы.
— Дурачок ты мой, а что у нас есть?..
На свое второе заявление Ширмер ответа не получил. Цонкель передал его Фейгелю, а тот подшил к делу. Юле Гаммеру прислали официальное решение, в котором говорилось, что городской совет не признает комитета безработных и поэтому такого рода комитет не может являться договаривающейся стороной. Следовали подписи: бургомистр Цонкель, секретарь Фейгель.
— Обоим даю коленом под зад! Подпись: безработный Гаммер, — с угрозой крикнул Юле, когда Гедвига в присутствии Эльфриды и Пауля прочитала ему это письмо.
— Ты неисправим, — сказала Гедвига. — И на что вы только каждый раз надеетесь? Они как были мерзавцами, так и остались.
— Вот это мы им и втолкуем! — крикнул Юле и в бешенстве выбежал на улицу.
Гедвига обняла Пауля и Эльфриду.
— Да уж, мы герои, и вы оба тоже.
Эльфрида почувствовала, что эта большая сильная женщина нуждается в утешении. Гедвига только с виду суровая, а на самом деле мягкосердечная, и ей нужна опора. Юле не понимал этого, и она скрывала свои чувства за напускной грубостью.
— Несмотря на Цонкеля, мы школу организуем, — сказала Эльфрида. — Все усядемся за парты. И ты вместе с нами, Гедвига, ведь ты еще молодая.
— Лопнет ваша затея. Ведь этим сыт не будешь.
— Брозовский придумает какой-нибудь выход, — уверенно ответила Эльфрида.
— Брозовский тоже не волшебник.
При виде отчаяния, охватившего Гедвигу, у Пауля сжалось сердце. Он не выдержал и ушел, оставив женщин вдвоем.
Фракция КПГ потребовала, чтобы на заседании городского совета были обсуждены вопросы о школе и о признании комитета безработных. Председательствующий — владелец пекарни на окраине города, — депутат блока буржуазных партий, включил эти вопросы в повестку дня.
— Чтобы вы не говорили, что мы препятствуем вашим интересам, — сказал он Брозовскому.
Все места для публики заняли безработные. Было зачитано заявление Ширмера, который сидел в первом ряду, пропустив в этот день свою смену.
Оба заявления были отклонены, за них голосовали только коммунисты. Социал-демократ Шунке воздержался.
В зале поднялась суматоха, кто-то вырвал из рук бургомистра папку с бумагами. По указанию Фейгеля председательствующий вызвал двух дежурных полицейских и прервал заседание.
Меллендорф хотел арестовать Юле Гаммера, но председатель заявил протест, сказав, что Гаммер вел себя вполне корректно.