— Но ведь он председатель этого самого комитета. — Меллендорфа распирало от важности.
Юле расхохотался:
— Вот вам уже один, который признал комитет, господин председатель. Как видите, мундир иногда делает человека сообразительнее.
На следующий день он вместе с двадцатью шестью учениками сидел в «Гетштедтском дворе» и слушал вступительную лекцию Петерса.
После первого урока Генрих Вендт пошел домой.
— Всякий учителишка будет еще мне разъяснять, что понимал Энгельс под этим… ну, как его?.. В общем, я поворачиваю оглобли, дружище, — сказал он Гаммеру. — Нам помогут только ручные гранаты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Кризис гигантскими шагами шел по Германии. Наступила зима, за ней весна, а люди по-прежнему оставались без работы. Минули лето и осень, и начался новый год. Для гербштедтцев так же мало что изменилось, как и для жителей Брауншвейга, Лейпцига и Франкфурта. Разве что этой весной в деревне не нуждались больше в наемной рабочей силе. Городских батрачек отослали домой, — на их место пришли потерявшие работу крестьянские дети. Ну, а скот, зерно, — кто их теперь купит, если прошлогодний урожай лежал непроданным. Всем приходилось экономить; в помещичьей усадьбе расквартировали полсотни долговязых парней из «Добровольной трудовой повинности». Инспектор командовал ими, как на казарменном плацу.
Генрих Вендт так отощал, что стал похож на скелет. На партийных собраниях он выдвигал нелепые требования, кричал, горячился, а в день выплаты пособия пропивал его. Жена Вендта смотрела на Брозовского запавшими глазами. «Помоги! Как ты еще можешь терпеть это?» — читал он в ее голодном взоре.
Он попытался пристыдить Генриха; тот сначала съежился, словно ребенок, которого отругали, но потом оскалил зубы:
— Это она тебя подговорила, ты хочешь мне указывать, да?.. Все вы гады!
Ночью он выбил стекла в доме Бартеля.
Брозовский с утра до вечера был на ногах, выступая на разных собраниях. В партию пришли сотни новых членов.
Но как помочь людям утолить голод? Чем?.. Проклятье! Минна отдавала все, что могла, иногда и обед мужа, а он только потуже затягивал пояс. И где она только добывала еду?
Дольше все это продолжаться не могло, катастрофа надвигалась, конец был неминуем.
Но он не наступал.
Четыре миллиона безработных в Германии, пять миллионов, шесть миллионов. Безработица в стране разрослась, как плесень в прогнившем доме. Работающих неполную смену, «скакунов», «сверхкомплектных» уже никто не учитывал, лишенных пособия по безработице — тоже. Язык обогатился доселе неслыханными понятиями. Вошли в обиход «Побез», «Покри», «Блапо» — пособие по безработице, помощь в связи с кризисом, благотворительная помощь, фонд социального обеспечения; вот за счет чего существовала, прозябала одна пятая, затем одна четвертая и, наконец, треть немецкого народа. Размер пособий все сокращался и сокращался, заработная плата еще работавших снижалась и снижалась, уровень жизни населения стремительно падал. Демонстрации, стачки, запреты, локауты, увольнения, компромиссные сделки, снова стачки — ничто не могло сдержать непрерывного падения зарплаты. Чрезвычайные декреты, новые налоги, надуманные вычеты, распродажи, банкротства, биржевой ажиотаж, аферы, разорение в невиданных масштабах; бешеный вихрь, который не могла остановить никакая сила. Лихорадило всю страну: кризис потрясал устои государства, подсекал жизненный нерв народа и то, что господствующий класс именовал своим порядком. Безумие этого порядка губило множество жизней, государство взваливало на плечи слабых новые тяготы и дарило богатейшим то, что теряли выброшенные в нищету. Самоубийства стали будничным явлением, проституция приняла массовый характер, число объявлений о принудительной продаже с торгов превысило количество закрывшихся предприятий, тысячи крестьян покидали свои дома и шли нищенствовать. Лишь у судебных исполнителей и служащих биржи труда прибавилось работы. Все погрузилось в пучину безнадежности.
Порты в Гамбурге, Бремене, Киле и Висмаре превратились в кладбище кораблей, океанские великаны ржавели, пришвартованные к причалам. Продолжали закрываться фабрики, заводы и шахты, выбрасывая за ворота рабочих и служащих, в опустевших эллингах верфей гулял ветер. В то время как бесчисленное множество людей мерзло в нетопленных домах, возле шахт громоздились пирамиды угля, а горняков, которые добывали его, выставляли за ворота. Сотни тысяч рабочих и их семьи не голодали только благодаря тому, что Советский Союз заказал в Германии промышленное оборудование на миллиардные суммы.