Нацистам, несмотря на все их усилия, не удалось пробить мощную оборону мансфельдских горняков. И то, что они раструбили на весь мир о захвате власти, ни в малейшей степени ничего не изменило. Горняки остались непреклонны. Нацистам лишь удалось привлечь на свою сторону неустойчивые элементы и часть мелкобуржуазной прослойки. Для парадного марша такого пополнения было маловато.
И никто не понимал этого лучше самого Йордана. Звонок из канцелярии фюрера — не шуточки. И все из-за этого хвастуна голубых кровей, фон Альвенслебена. Сидит со своей шайкой бездельников, пьянствует и пальцем пошевелить не желает, чтобы разделаться с пролетарским сбродом.
Нет, коммунистам надо всыпать, это решено. Дрожа от гнева, гаулейтер приказал всем отрядам СС области Галле — Мерзебург вступить в город Лютера в воскресенье. Во-первых, он проучит — и надолго — проклятую «коммуну», а во-вторых, покажет белоручке-крейслейтеру, как это делается. Долготерпению пришел конец.
— Идите! — грубо крикнул он Альвенслебену.
И наступление началось.
Под звон колоколов старой церкви у рынка, созывавших к заутрене, по городу затопали взводы эсэсовцев, которых привезли на многочисленных грузовиках. Впереди, в сопровождении усиленного эскорта, шагали Йордан и Альвенслебен. В верхней части города, на Брайтенвег, группа налетчиков, открыв прицельный огонь по окнам здания комитета КПГ, ворвалась в него. Находившиеся в здании товарищи отбивались всем, что было под рукой. Они падали один за другим, сраженные пулями и ударами остро заточенных саперных лопаток. Секретарю комитета выбили глаз, пули изрешетили штукатурку на стенах, помещение было разгромлено; клубок вцепившихся друг в друга тел выкатился на улицу. Еще уцелевшие защитники, яростно действуя кулаками, выгнали бандитов за двери; сбитые с ног эсэсовцы, лежа на земле, открыли огонь, и новая волна фашистов, топча раненых, опять ворвалась в помещение. Оставшихся в живых рабочих оттеснили к спортивному залу.
Жители соседних домов поспешили было на помощь, но выстрелы загнали их обратно. Эсэсовцы окружили квартал и с тыловой стороны подошли к спортзалу, где в это время сорок — пятьдесят ребят занимались физкультурой. От винтовочных залпов разлетелись огромные окна. Началась страшная паника. Дети и преподаватели бросились к выходу во двор, но оттуда, навстречу им, бежали товарищи из здания комитета, которых преследовали «старые бойцы» Йордана в черных мундирах.
В нацистов полетели гимнастические булавы, пошли в ход гантели. Силы были слишком неравные.
Обороняющихся били прикладами, лопатами, ременными бляхами. Несколько человек, пытаясь спастись, залезли на крышу, но их оттуда сбросили…
В понедельник утром служащие биржи труда были удивлены: толкотня у окошек вдруг уменьшилась, а потом и вовсе прекратилась без какой-либо явной причины. В окнах было видно, как стоявшие на улице разрозненными группами безработные начали собираться в большую толпу. В прежнее время в этом не увидели бы ничего необыкновенного, однако с некоторых нор такого не наблюдалось. Заведующий биржей, решивший было перекусить, завернул бутерброд в бумагу. От волнения он даже опрокинул крышку термоса, наполненную дымящимся кофе.
— Убийства в городе Лютера Эйслебене, убийства в Бреслау, убийства в Эссене, убийства в Хемнице, убийства в Кенигсберге, убийства в Гамбурге, Берлине, Лейпциге, во многих городах и деревнях… Такова кровавая диктатура фашизма! Сколько это еще будет продолжаться, товарищи?
Меллендорф, носивший с конца января специальную форму и считавший своим долгом ежедневно следить за порядком возле биржи труда, был поражен, когда ему под ноги упала листовка. Это же запрещено! Но прежде чем он понял, что происходит, до его ушей донесся голос оратора.
Мужчины и женщины подходили ближе, чтобы лучше слышать. На тротуарах останавливались прохожие.
— Что случилось?
Брозовский здесь. Значит, слух о его исчезновении — неправда. Вот он, стоит на ручной тележке.
Некоторые женщины, направлявшиеся за покупками, услышав оратора, испуганно заторопились дальше. Другие остановились: интересно, что говорят коммунисты, ведь еще неизвестно, чем все…
— Нацистское господство — это подавление всякой свободы. Оно отнимает у рабочих последние права. Фашизм — это убийство и война. Создайте единый фронт для свержения Гитлера. Объединяйтесь…