Служащие биржи труда закрыли двери. Говорить такое на глазах у полиции — чистейшее безумство. Заведующий биржей, сняв телефонную трубку, начал дрожащей рукой набирать номер. Кто-то из служащих посоветовал ему не вмешиваться в это дело.
В толпе громко зааплодировали Брозовскому. Толстый Меллендорф приготовился к решительным действиям. Отступи он сейчас, был бы потерян весь его авторитет, приобретенный с таким трудом. Положив руку на расстегнутую кобуру, он попытался пробиться сквозь людское кольцо.
— Довольно! — кричал он. — Разойтись! Прекратить!
Но перед ним будто стояла стена. Никто не посторонился. Напротив, прибывали все новые и новые люди, ставили велосипеды и присоединялись к толпе.
— Долой власть нацистов! Долой фашистский террор! Боритесь за свои права! Требуйте работы и свободы! Протестуйте против насилия коричневых палачей! Не допускайте больше убийств! — Короткие фразы вонзались в толпу. Брозовский поднял сжатую в кулак руку.
— Рот фронт жив!
Над толпой взметнулись кулаки.
— Долой коричневую чуму!
Меллендорф вынул пистолет и начал расталкивать стоящих.
— Собираться толпами запрещено! — кричал он. — Расходитесь! Расходитесь!
— Заткни глотку! — крикнули ему из толпы.
Меллендорфа внезапно стиснули так, что он не мог пошевелить руками, и в начавшейся давке прижали спиной к стене дома. Полицейский счел благоразумным не пускать в ход оружие. Люди вокруг были ему незнакомы. Их угрюмые лица не предвещали ничего хорошего. В соседнем переулке на некоторое время образовался затор, затем толпа быстро рассеялась.
Перед зданием биржи труда остались ручная тележка и ее владелица. Меллендорф учинил растерявшейся женщине форменный допрос, но та повторяла одно и то же: она направлялась на мельницу, как вдруг ее окружили какие-то люди и сказали, что им на минутку нужна ее тележка. А потом началось это собрание…
Фейгель бесновался. Выслушав рапорт городского полицейского, он почувствовал удушье. До сих пор все было спокойно. Однако эта новая вылазка коммунистов показала, что они еще будут сопротивляться. Он брызгал слюной в телефонную трубку. После этой истории в Эйслебене следовало кое-чего ждать. Начальник районной полиции, с которым Фейгель почти час беседовал по телефону, прервал наконец разговор, сославшись на то, что у него есть более неотложные дела, нежели какое-то сборище безработных, к тому же окончившееся. Пусть этим займется городская полиция.
Фейгель был возмущен. Старый полицейский рутинер! Никакие новые веяния его не коснулись. Секретарь городского совета попытался соединиться с районным руководством нацистской партии. Линия была беспрерывно занята.
Чертов Брозовский! Фейгель оставил телефон в покое и распорядился, чтобы и второй городской полицейский немедленно приступил к исполнению своих обязанностей. Никаких скидок, на службе надо быть теперь все двадцать четыре часа.
Около половины второго зазвонил телефон. Говорил Хондорф из конторы Вицтумской шахты. Он сообщил: только что в раздевалке, перед девятьюстами горняков из утренней и дневной смен, выступил Брозовский; он убедил их принять резолюцию, призывающую к борьбе против правительства и к свержению такового. В голосе Хондорфа прозвучала ирония, когда он сообщил, что фарштейгер Бартель немедля «вмешался в события» и получил при этом легкие телесные повреждения.
Секретарь магистрата кисло поморщился. Всего два дня сидит в конторе этот обанкротившийся отпрыск зерноторговца и уже опять проявляет свою спесь. Да, с ним еще намаешься. Сам все видел, а над Бартелем потешается. Для чего же тогда Альвенслебен произвел его в штурмфюреры, — чтобы сидел в стороне и наблюдал? А почему его, Фейгеля, обошли чином?
Хондорф сказал правду. В медпункте шахты Бартель прикладывал к вздувшейся на голове шишке свинцовые примочки. Фарштейгер полагал, что собрание в раздевалке разбежится уже при одном его появлении. Однако он ошибся. В разгар его, в общем-то незамеченного, вмешательства ему на голову свалились подбитые железом ботинки, почему-то сорвавшиеся с верхней вешалки. Ни охрана рудника, ни нацисты не осмелились заглянуть в раздевалку.
Вечером отряды вспомогательной полиции выступили к полном составе. По улицам расхаживали парные патрули с винтовками. Между Фейгелем и Хондорфом произошло столкновение, окончившееся тем, что штурмфюрер СА Хондорф заставил штурмовика Фейгеля пробежаться для тренировки дыхания трижды по пятьдесят метров перед самой ратушей и отправил патрулировать, хотя Фейгель рассчитывал дежурить у телефона.