— Я сыт, сыт… Времени мало.
В кухне, стоя перед корытом, Брозовский с наслаждением плескался и фыркал. Жена намылила ему спину и принесла чистую рубашку. Он чувствовал себя так, словно заново родился.
— До чего же противно, когда неделями помыться толком не можешь. Белье становится, как короста. — Он насухо вытер полотенцем плечи и тут же, без всякого перехода, спросил: — А как со знаменем? Оно ни в коем случае не должно попасть к ним в руки. Если б было можно, я охотнее взял бы его с собой. Вы что-нибудь придумали? Лучше убрать его из дома, и поскорее.
— Знамя они не получат, — просто ответила Минна.
Брозовский оделся. Минна, почистив щеткой его куртку, стала тереть воротник платком, смоченным в мыльном щелоке.
Движимый каким-то смутным чувством беспокойства, Отто пошел к наружной двери посмотреть, все ли тихо на улице.
— Папа! — с отчаянием крикнул в ту же минуту Вальтер.
Перед домом, резко затормозив, остановился грузовик. Было слышно, как через борт прыгали на мостовую люди. Внезапно посыпались осколки разбитого стекла, треснул оконный переплет, и в комнату, отодвинув штору, просунулся ствол винтовки. С улицы в окно влез штурмовик. Под ударами прикладов с треском распахнулась входная дверь. Отто попытался задержать нападающих. Какой-то верзила ударил его прикладом меж глаз. Отто, потащив за собой одного из фашистов, упал на каменные ступеньки. Удары кованых сапог обрушились на него — в живот, в зубы… Отто, стоная, скатился на тротуар.
— Беги! Беги с черного хода! — крикнула Минна мужу, задыхаясь от страха.
— Молчать!
Черноволосый штурмовик с силой оттолкнул ее к чугунной печке. Минна головой ударилась об острый край. Печка пошатнулась, из швов насаженной трубы посыпалась глиняная крошка. Потеряв сознание, Минна рухнула на пол. Вальтер с криком кинулся к матери, но штурмовик ногой отшвырнул его под стол.
В квартиру ворвался десяток нацистов. Трое из них сразу побежали наверх, двое во двор.
На Брозовского набросились четверо. Ударом приклада ему сломали поврежденную руку. От страшной боли он громко вскрикнул. Второй удар рассек лицо. Из разбитых бровей побежала кровь. Брозовский упал.
— Не торопитесь, друзья, не торопитесь, — обратился к озверевшим штурмовикам верзила, стоявший у двери. — Еще все впереди. Пусть пока подрожит да что-нибудь нам расскажет.
Усевшись поудобнее на диван, он вытянул ноги и отодвинул стол.
— Что, крысенок, залез в щель? — рассмеялся он, увидев под столом Вальтера. — Ну-ка, сопляк, вылезай и расскажи, куда вы запрятали ваше роскошное знамя?
Вальтер, не шевелясь, сидел на корточках.
Так вот фашисты какие, думал он. Отец говорил, что они ландскнехты, наемники и что в один прекрасный день рабочие, когда как следует научатся, прогонят их. Им овладело упрямство. Сердце мальчика готово было выпрыгнуть из груди, но с его губ не слетело ни единого слова. Язык будто онемел.
— Ну, выкладывай, — потребовал сидевший на диване верзила.
— Нет, вы посмотрите на этого упрямца! Недурно воспитали его старики, — сказал черноволосый штурмовик. Схватив Вальтера за шиворот, он подтащил его к дивану. — Отвечай, когда тебя спрашивают.
Верзила зажал мальчика между колен и скрутил ему уши с такой силой, что содрал кожу.
— А ты, оказывается, маленький шутник… До чего же у тебя твердые звукоулавливатели…
У Вальтера пылали уши, градом лились слезы, но он молчал. Его стегали ремнем, он молчал. Они хотят забрать знамя. Но ведь мать сказала отцу: они его не получат. Отец с матерью не хотят отдать знамя, значит, фашистам его не получить. Он не проронит ни слова.
Под конец он ползал на четвереньках по полу, ничего не соображая от боли. И когда послышался стон лежавшей возле печки Минны, истязавший Вальтера верзила потерял терпение.
— Вот стервец! Заприте его на кухне, нечего ему тут глазеть. Побеседуем-ка лучше со стариками, языки у них теперь развяжутся… А того, на улице, бросьте в машину, захватим с собой.
— Пусть сначала поговорит здесь. Если уж трепаться, так хором, — засмеялся один из штурмовиков.
— А он еще может?.. Тогда тащите его сюда, — ухмыльнулся верзила.
Двое нацистов усадили Минну на стул. Из раны на виске, которую она зажимала пальцами, сочилась кровь. В голове стоял такой гул, словно пчелиный рой бился о стенки улья. Она не ответила ни на один вопрос. Когда втащили ее старшего сына, она подняла лицо. Отто начали зверски избивать. Охваченная страхом, мать закрыла глаза. Отто стонал, не приходя в сознание. Минна вскочила и оттолкнула палачей.