— Не понимаю я этого, — удивился шарфюрер эсэсовской конвойной команды, доставившей в Наумбург очередной транспорт с политическими заключенными. — По-моему, мы становимся слишком либеральными. Что, она не может произвести на свет своего щенка здесь? Кстати, у него была бы отличнейшая метрика: родился в окружной тюрьме, город Наумбург… Недурно звучит, а?
Довольный своей шуткой, он загоготал, похлестывая по голенищу сапога ремнем. Пожилой тюремный чиновник, вручавший Эльфриде справку об освобождении, засмеялся по обязанности и смолчал, когда распоясавшийся шарфюрер СС хлопнул его с размаху по плечу.
Улучив минуту, чиновник шепнул Эльфриде:
— Не волнуйтесь. Десять минут назад освободили фрау Гаммер. Вы поедете вместе, она ждет вас.
Сияло солнце. Все вокруг выглядело светлым и приветливым. Вагончики наумбургского трамвая с веселым треньканьем катились по улицам, люди спокойно шли по своим делам, словно и не было здесь тюрьмы, где сидели арестованные женщины.
Гедвига, поддерживая Эльфриду под руку, направилась к вокзалу. Она очень похудела, скулы ее заострились, костлявые плечи торчали; из-за своего высокого роста она напоминала человека, шагающего на ходулях.
— Ну как, выдержишь? — спросила Гедвига, бережно усадив Эльфриду в пустое купе.
Устало кивнув в ответ, Эльфрида прижалась щекой к плечу спутницы. Вскоре начались родовые схватки; после пересадки в Галле боль стала нестерпимой, губы у Эльфриды потрескались. На каждой остановке Гедвига бегала к водопроводному крану и смачивала носовой платок. Вагонные толчки и тряска довели Эльфриду до отчаяния. С помощью попутчиков Гедвига уложила ее на скамью. Какой-то горняк, севший в поезд на станции Кельме, положил Эльфриде под голову свой рюкзак и постелил на лавку пальто. Пассажиры наперебой давали всевозможные советы, а толстая рыночная торговка, не знавшая, куда девать свои корзинки, принялась рассказывать схожий случай. Ребенок, по ее словам, родился мертвым.
Горняк велел ей «заткнуть рот». Обиженно поджав губы, она умолкла и принялась с чавканьем есть апельсин.
Гедвига не решалась попросить у нее апельсин для Эльфриды. Это сделал горняк. Однако торговка, не удостоив его ответом, сошла на ближайшей остановке.
Наконец поезд прибыл в Гербштедт. Железнодорожники, к которым обратился горняк, перенесли Эльфриду в станционный зал. Она была в обмороке и еле дышала.
— Что нам с ней делать? — спросил железнодорожник.
— Немедленно отправьте ее в больницу! — крикнул горняк из отъезжающего поезда. — Она вот-вот разродится.
Начальник станции снисходительно разрешил взять двухколесную тележку для багажа. Гедвига, с узелком в руках, плакала, глядя, как железнодорожники укладывают Эльфриду.
— Она этого не выдержит, не выдержит, — жалобно причитала Гедвига, утратившая всю свою былую решительность.
Вечерело. Пассажиры, сошедшие с поезда, главным образом рабочие, направлявшиеся в ночную смену, обступили тележку и давали всяческие советы.
— Почему эта женщина путешествует одна, да еще в положении? — спросил молодой человек, по виду служащий торговой фирмы.
— Помолчи, дурак, — раздался ответ. — Во всяком случае, не для собственного удовольствия.
— Что за дикость! — воскликнул какой-то бородач. — Да позвоните кто-нибудь в больницу! В этой карете ей и помереть недолго. Человек все-таки, а не лошадь! — Он подошел к тележке и, узнав Эльфриду, вобрал голову в плечи. Шея его будто окунулась в воротник зеленой летней куртки.
— Правильно! — поддержали его в толпе.
Разгорелся спор. Один из железнодорожников побежал к служебному телефону и, невзирая на возражения начальника станции, позвонил в больницу.
— Речь идет о человеческой жизни, — сказал он резко начальнику, преградившему ему дорогу. — Сами видите, что женщина умирает.
— Да у них здесь нет санитарных машин, — послышался голос из толпы. — Обычно в таких случаях вызывают пожарную.
Железнодорожник вернулся красный, как кумач.
— В больнице ответили, что машины нет и что вообще у них не родильный дом, — сообщил он. — Кого теперь интересует больная женщина…
— Как вы смеете? — раскипятился служащий торговой фирмы. — Что значит «теперь»? Что вы хотите этим сказать?
На его реплику никто не обратил внимания.
Возле собравшихся остановилась проходившая мимо группа дорожных рабочих. Узнав, в чем дело, один из рабочих сказал:
— Сами справимся. Вон там, в сарае, есть носилки.
Кто-то побежал за ключом от сарая. Дорожники, положив свои инструменты, развернули носилки. Начальник станции со значком НСДАП на кителе стал опять протестовать, когда рабочие взяли казенные одеяла и укрыли Эльфриду. Четверо мужчин, не обращая на него внимания, подняли носилки и двинулись вниз по улице в город.