Гедвига слушала, кивала головой, а когда прощались, сказала:
— Рабочие не хотят, чтобы стало лучше, они предпочитают, чтобы все оставалось как есть. Если получу письмо и там будет что-нибудь интересное, я приеду к вам.
Крепко сжимая ей руку, Вальтер смотрел на нее немигающим взглядом.
— Тетя Гедвига… — вздохнул он и поплелся вслед за матерью.
Гедвига не приехала.
Через некоторое время пришло письмо от Пауля Дитриха с тех же Бергерских болот. Эльфрида прижала конверт к груди. Много писать не разрешалось, поэтому письмо было коротко: привет, несколько слов благодарности всем друзьям, а в конце был какой-то загадочный намек на старое кайло, которым бы хотелось снова поработать в шахте и по которому он соскучился, но увидеть его уже не придется.
Отто, Минна и Эльфрида долго ломали голову над разгадкой этого «кайла».
Однажды горняк, работавший вместе с Отто на закладке породы, ушиб себе руку:
— Чертово кайло! Тяжелое, как кузнечный молот, — вскричал он и швырнул его в закладку.
И Отто вдруг осенило: кайло… молот — это же Гаммер! Пауль намекал в письме на Гаммера[7], значит, с Юле что-то стряслось.
Прошло несколько месяцев, и от товарища, вернувшегося из лагеря с Эмсландских болот, они узнали следующее: Юле убил лопатой эсэсовского охранника, пытался бежать, но его застрелили.
Бывший заключенный нахмурился.
— Каждый день кто-нибудь повисал на колючей проволоке…
Среди близких друзей Брозовских это была первая жертва. Минна опять поехала к Гедвиге, но уже не застала ее.
— Знаете, она вдруг взяла и ушла, — сообщила ее родственница. — Мы очень удивились. Ведь ей было здесь хорошо — не верите? Последнее время она казалась немного чудной. Почему она ушла — не понимаю… — Женщина пожала плечами и возобновила прерванную работу.
Обратный одиннадцатикилометровый путь по полям и через лес Минна шла босиком, держа туфли в руках.
Многое она передумала в дороге. Что же это творится с людьми? Даже Гедвига, такая сильная… Но сдаваться нельзя!
В последнее время Минна с тревогой замечала, что Эльфрида и Отто часто уединяются. Она терялась в догадках. Неужели они забылись? Оба молоды, одиноки, живут под одной крышей… Неудивительно, если… Нет, невозможно и подумать об этом. Это было бы предательством.
Она решила поговорить с Отто.
Он опередил ее. Однажды вечером, когда Вальтер уже лег спать, он сказал:
— Мама, мы решили…
Минна в ужасе заткнула уши. Вот, так она и думала!
Отто с изумлением посмотрел на нее, а Эльфрида понимающе усмехнулась.
— Что с тобой? — недоуменно спросил сын. — У нас есть план… Мы долго его обдумывали. Да выслушай же, — повысил он голос, когда мать собралась было выбежать из комнаты.
Эльфрида усадила Минну на диван, рядом с собой.
— Деньги я теперь собрал, — сказал Отто. — Вполне хватит. Идею предложил я, мы ее довольно долго обсуждали. Эльфрида все не соглашалась, но ехать ей надо, сначала в Эмден. Я скопил сто двадцать марок. На первое время ой хватит. Будет жить там, неподалеку от Пауля. Может, ей и удастся навестить его. Говорят, что некоторым женам разрешили свидание с мужьями. Иногда я, правда, сомневаюсь, но, может, все-таки что-нибудь и получится.
Минна отняла от глаз ладони. Она закрылась, чтобы не видеть обоих.
— Дети… — прошептала она дрожащими губами.
Эльфрида погладила ее руки.
Так ничего и не поняв, Отто пошел в спальню и принес свои сбережения. Потом пересчитал пятимарковые бумажки и положил их на стол перед Эльфридой.
— Скользкие, как мыло, — сказал он. — Намыленные сбережения! — Отто внезапно расхохотался. — Нацисты подбрасывают нам деньжонок, дают возможность братьям шахтерам заработать лишнюю марку. Правда, не серебряную, а бумажную. Безработных больше нет, на биржу труда никто не ходит. Есть кондитерские фабрики — шоколад, пирожные, конфеты… Послушайте, чего только не рассказывают прежние безработные, что они делают и для чего… Медь тоже нужна Гитлеру… Тьфу, черт! Грешные это деньги. И хуже всего, что мы вынуждены зарабатывать их!
Обе женщины, растерявшись, смотрели на разгневанного Отто.
Но вспышка прошла так же внезапно, как и началась, и он успокоился, по крайней мере внешне.
— Поезжай, Эльфрида, — сказал он сдержанно. — Пусть эти деньги пойдут на доброе дело. Может, тебе удастся поселиться в Папенбурге, хотя нацистов там черным-черно… Пауль наверняка обрадуется, когда увидит малыша.
Мать мысленно попросила у Отто прощения за все грехи, которые совсем недавно приписывала ему.