— Так глупо влипнуть… Нет, это недопустимо. Коммунист не имеет права легкомысленно относиться к своей безопасности, — сказал он.
Минна поспешила домой. Навстречу ей попалась Ольга Бинерт с опухшим от слез лицом. Обычно гордая и надменная, словно повелительница сотен рабов, она выглядела сегодня совершенно разбитой.
На другой день Брозовский молча протянул жене газету, и Минна поняла, отчего ревела Ольга Бинерт:
За фюрера и рейх в боях на Восточном фронте погиб мой любимый супруг, наш дорогой зять и шурин, кавалер Рыцарского и германского Золотого крестов Курт Фогт, штурмбанфюрер СС.
С гордой скорбью Гертруда Фогт, урожд. Бинерт, Эдуард Бинерт и фрау Ольга, Курт Вендт и фрау Линда, урожд. Бинерт.
— Вот так-то, — сказал Брозовский.
Когда Минна кончила читать, он взял газету и насчитал еще восемь черных рамок. В некоторых объявлениях отсутствовали слова «с гордой скорбью» и лишь скромно упоминалось, что погиб отец, сын, зять или шурин.
В следующем номере уже не было ни одного траурного объявления. Писали зато о неожиданно ранней зиме на Восточном фронте, которая всегда была союзницей русских. Военный корреспондент сообщал о превосходящих силах генерала «Зимы», о растущей ожесточенности боев и о натиске противника, который, пытаясь оттянуть свою гибель, в отчаянии бросает на фронт последние резервы.
— Вот так-то, — повторил Брозовский. — Натиск. Совсем иной тон. Они оказались под натиском… Пойду-ка выпью кружку пива.
Минна обомлела от удивления. Пиво — среди бела дня?.. Это стоило бы записать. Она не помнила, чтобы ее муж выпил кружку пива с тех пор, как вернулся из тюрьмы. Не замечала она прежде в нем и безжалостности. Однако она промолчала.
Брозовский сидел в «Гетштедтском дворе». Новый хозяин ресторана, не знавший его, спросил о незнакомом посетителе у обзаведшегося солидным брюхом Меллендорфа и подставил ухо в ожидании ответа.
Поскольку полицейский был неспособен после восьми, если не девяти, кружек пива и нескольких рюмок разных вин говорить шепотом, Брозовский тоже услышал свою фамилию.
Пропустив это мимо ушей, он заказал вторую кружку пива. Трактирщик подсел к нему и завел оживленный разговор о положении на фронтах.
— Весной придет конец войне. Вы не думаете? Русские совсем выдохлись.
— Да, наверняка, несомненно. Кто его знает? — В сегодняшнем настроении Брозовский готов был пойти и на большие уступки собеседнику.
Посетителей в это время дня было мало. Меллендорф играл в карты с незнакомой Брозовскому компанией. Упиваясь собственной властью, он гаркал:
— Contrá! Я повторяю вслед за Манштейном: contrá! Массированная танковая атака — и эти жалкие остатки будут раздавлены. Слыхали о наших «тиграх»? Для них не существует никаких преград! Этот сброд мы уничтожим! Вот!..
Меллендорф «крыл» карты партнеров. Его отвислые сизые щеки колыхались в такт движениям руки.
Хозяин ресторана высказал свое мнение о битве под Сталинградом. О немецких танках он был осведомлен больше, чем Брозовский. По всей вероятности, он уверовал в их превосходство после серьезной беседы с Меллендорфом.
— Когда наши двинут, камня на камне не останется…
— Когда двинут, конечно. Еще бы.
— Зима нам мешает…
— Вряд ли! — Брозовский заказал третью кружку, чтобы хоть на две минуты избавиться от «эксперта по танкам» и передохнуть.
Тем временем вошли новые посетители: пожилой мужчина, лет за пятьдесят, и парень лет двадцати, — судя по виду, иностранные рабочие. У старшего под мышкой был свернутый мешок. Они скромно сели в угол и заказали пива.
Брозовский заметил, что Меллендорф перестал тасовать колоду.
— Пиво? Что еще за новости? — крикнул блюститель порядка и вылез из-за стола. — А ну-ка, предъявите документы!
Пожилой стал рыться в карманах.
— Ну?..
Тот протянул ему замусоленную бумагу. Меллендорф едва взглянул на нее.
— Ага, поляки. Что вам здесь надо?
— Купить немного картошки…
Тяжелый кулак ударил рабочего в лицо. Тот зашатался. Изо рта и носа полилась кровь. Брозовский изо всех сил стиснул кружку, словно хотел раздавить ее.
— Получите, господин хозяин! — резко сказал он, когда поляки выбежали из ресторана.
Меллендорф хотел было наподдать еще и молодому, но не успел.
Брозовский даже не притронулся к третьей кружке и вышел вслед за поляками, не обращая внимания на полицейского. Тот, с победоносным видом осушив кружку, кричал:
— Какая наглость, а? Они уже бродят, где им вздумается. Ну, я научу их порядку. Один уже схлопотал, сволочь! Может, здесь есть желающие?.. — Меллендорф покосился на Брозовского, когда тот направился к выходу.