На вагонетках появились лозунги:
«Долой Гитлера!»
«Кончайте войну!»
Брозовского вызвали на допрос. Допросили Вольфрума. Допросили Боде. Допросили Бинерта.
Да, да, Бинерта! По настоянию Бартеля. Нельзя доверять человеку, чья жена в такое тяжелое время хапнула деньги из кассы национал-социалистского движения. Допросы оказались безрезультатными. Во время них по штольням продолжали катиться вагонетки с новыми лозунгами. На несколько дней остановилась рудооткатка. Арестовали нескольких «восточных» рабочих. «Арестовали» — не то слово: несколько безжизненных тел были перенесены земляками, под присмотром полицейских, на машины, ожидавшие у ворот шахты. Рабочих заподозрили в том, что это они сломали рудооткатку, засунув в канатный шкив ломик, похищенный в инструменталке.
Минна не знала, что и думать; такого она не припоминала: Линда Бинерт поздоровалась с ней на улице.
Линда была на восьмом месяце беременности. Ее сопровождала, верней тащила, Альма Вендт.
Берлин, Эссен, Кельн и другие города подверглись жестоким бомбардировкам. В Гербштедте была объявлена первая воздушная тревога. Ортсгруппенлейтер Гюнермарк вместе с Фейгелем стоял на холме за городом и наблюдал в бинокль летящие на юг эскадрильи бомбардировщиков.
— Нам бы истребителей побольше, — сказал он. — Я бы дал им жару…
Фейгель благоразумно согласился с ним.
Брозовский под вой сирены, при затемненных окнах, фальцевал на кухне листовки. Одну из таких листовок Меллендорф сорвал с дверей собственного дома. Далось ему это нелегко: пришлось взгромоздиться на стул и, балансируя, одной рукой держаться за стену.
Бомбоубежище было набито битком. Люди ворчали, огрызались, но пришлось потесниться: Линда Бинерт родила здоровенького мальчика. Альма, ее свекровь, в темноте побежала разыскивать акушерку. На улице ее остановил дежурный ПВО и за неповиновение применил силу. Еще до того, как после окончания тревоги подоспела помощь, какая-то решительная женщина перерезала пуповину маленькими ножницами и сделала все необходимое.
Ольга Бинерт заголосила, как деревенская старуха, когда почтальон принес извещение и положил его на подоконник. Заходить в дом он не стал. Много подобных извещений разносил он последнее время и — всякий раз выслушивать крик и плач был не в силах.
— Ребенок даже не увидит своего отца! — причитала Ольга. — Никогда не увидит!
Сорвав со стены портрет фюрера, подаренный ей гаулейтершей Женского союза за выдающиеся заслуги, она тут же, на глазах испуганного мужа, растоптала его.
Альма Вендт не пережила гибели сына. Убитая горем, измученная, преждевременно состарившаяся, она тихо сошла в могилу. Пастор сказал, что она последовала за своим сыном, чье тело погребено в чужой земле и чью могилу никто не найдет.
Хоронить Альму помешала воздушная тревога. Люди успели лишь опустить гроб и убежать. Только старый пастор остался и оказал ей последние почести.
В одной из ночных передач Брозовский впервые за много лет услышал дорогое для него название. Немецкий диктор произнес его растянуто. Красная Армия вступила в Кривой Рог.
Криворожское знамя — оно снова будет развеваться. Снова на рудниках будут добывать руду, снова начнут выплавлять сталь.
Минна сумела завоевать сердца и доверие нескольких женщин.
Теперь уже Брозовский предупреждал ее:
— Твои разговоры в убежище могут плохо кончиться. Ты слишком неосторожна.
— Оставь меня в покое! — отрезала она. — Теперь дело не в нас с тобой. Когда люди снова захотели доискаться правды, — надо им помочь. Если каждый из нас сумеет сагитировать десятерых — уже не важно, что случится с нами самими.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Мимо отвала породы шла длинная колонна советских военнопленных, направляясь в лагерь. Тех, кто не мог идти, товарищи несли на черенках лопат. Часовые следили, чтобы никто не ступал на поле и не выдергивал молодую картошку и свеклу.
Брозовский с Цонкелем стояли в сторонке. Выждав, когда часовые прошли, Брозовский бросил одному из пленных сверточек. Тот мгновенно спрятал его под рваной курткой и ответил благодарным взглядом.
— Стыдно, и ничем нельзя помочь, — сказал Брозовский. — Ну что толку от ломтика хлеба…
Цонкель пробормотал в ответ что-то невнятное. Они спускались с холма.
— Мне все преподнесли сегодня в чистом виде. Я даже не мечтал, что мне еще раз доведется работать на Мансфельдское акционерное общество. Итак, круг замкнулся: откуда я вышел, туда и пришел. — Большим пальцем Цонкель указал через плечо назад, на шахту.