Через площадь на помощь к агенту спешил Меллендорф. Ведя Брозовскую в участок, он украдкой озирался на прохожих: ему не очень хотелось быть причастным к этому аресту.
В полицейском участке содержимое сумки вытряхнули на стол; оттуда выкатились кочан капусты, полтора килограмма картофеля и полбуханки хлеба. Лист газеты «Фёлькишер Беобахтер», как обычно, Положенный на дно сумки, переходил из рук в руки.
Жирным шрифтом чернел заголовок: «О героизме наших женщин в тылу». Меллендорф быстро сложил лист. Дотошный агент гестапо внимательно рассмотрел флакончик с таблетками, обнаруженный в сумке, и наконец приступил к обыску.
Брозовская не проронила ни слова. Когда после унизительной процедуры она посмотрела на Меллендорфа, этот прожженный тип опустил глаза и стал лихорадочно складывать в сумку продукты.
В городе очень многое изменилось. Бургомистра Фейгеля перевели к берегам Варты, на оккупированные польские земли. «У фюрера сейчас на счету каждый способный немец», — сказал он, прощаясь с городскими чиновниками. Говорили, что он теперь второй человек в Познани и имеет перспективы стать обербургомистром. Другие утверждали, что он служит в Бромберге. Но вот уже две недели, как его семья вернулась в Гербштедт. Причем фрау Фейгель снимала комнату. Ходили слухи, будто два товарных вагона с имуществом бургомистра разбомбили, и всего добра у Фейгельши только то, что на ней надето. После отъезда Фейгеля пост бургомистра долгое время оставался незанятым; прибывший наконец наместник — какая-то бесцветная личность из Остербурга — пытался вводить всяческие новшества. Так, он хотел чтобы кладбищем и уборкой улиц отныне распоряжались городские власти. Но всякий раз наталкивался на возражения Бартеля, которому удавалось склонить на свою сторону большинство городского совета.
Бартель был единственным из оставшихся в Гербштедте «старых бойцов». Заняв пост ортсгруппенлейтера после ухода Гюнермарка на фронт, Бартель сделался неограниченным повелителем города. Он был и председателем городского совета, и командиром местного фольксштурма, и начальником гражданской противовоздушной обороны, и шефом добровольной пожарной охраны. Несмотря на такую концентрацию власти в своих руках, на шахте Бартель оставался все тем же оберфарштейгером, которого обходили назначаемые дирекцией более молодые дипломированные специалисты.
Он начал выдыхаться и заметно утратил авторитет. Явно не справляясь с многочисленными обязанностями, стал нервничать и принимать опрометчивые решения. Меллендорф мог бы многое порассказать об этом. Последнее время вообще кое-что делалось невпопад.
Меллендорф подошел к Брозовской и протянул ей сумку.
— Вы можете идти.
Молодой гестаповец вышел раньше, громко хлопнув дверью. Минна взяла сумку, даже не взглянув на полицейского. Под глазами Меллендорфа набухли синие мешки, кожа сморщилась. Стараясь придать своему голосу твердость, он сказал:
— Но я обращаю ваше внимание…
Минна молча вышла. На улице выла сирена. Через площадь бежали люди. Опять воздушная тревога!
— Штурмовые самолеты! — крикнул какой-то мальчик. — Гляди, так и шныряют!
Но ничего не было видно. Одна женщина, задыхаясь, тащила за руки детей. Из переулка выбежал запыхавшийся Барт в мундире отряда противовоздушной обороны.
— Марш в убежище! — петушился он. — Очистить улицу!
Увидев Минну, он отдал ей честь по-военному. Она даже растерялась, не зная, что ей делать. Тень стал в полном смысле слова тенью. В мундире Барт был похож на карлика.
Зима подходила к концу. Вальтер не писал. От старшего сына тоже не было вестей. Тщетно пыталась Минна узнать, куда отправили мужа. Только в феврале она получила наконец открытку из тюрьмы Люккау с приветом.
Однажды вечером пришел Вольфрум и принес ей железнодорожный билет до Люккау и деньги на дорогу.
— Поезжай, навести его, Минна. Просто поезжай туда, и все. Должны же они дать свидание.
Она еще никогда не ездила так далеко. Была как-то в Магдебурге, а уж поездка в Галле казалась ей чуть ли не кругосветным путешествием. Люккау?.. Где это?
Вольфрум показал ей этот город в старом школьном атласе, где двадцать лет назад дети напрасно искали не обозначенный на карте Кривой Рог.
Минна решила ехать. Кетэ Вольфрум и старый Шунке со знанием дела перебинтовали ей ноги — последнее время она жаловалась на судороги. Шунке стал совсем дряхлым. Когда его выпустили из тюрьмы, гестаповский комиссар сказал в его присутствии: «Эту развалину пора выкинуть. Все равно скоро подохнет. По крайней мере, сэкономим на похоронах».