Рюдигер побагровел.
— Надеюсь, вы понимаете, что от князя у меня подарка быть не может!
— Спокойнее, господин делегат, спокойнее. Ведь я не ошибся, — вы делегат? Странно, эта публика почему-то всегда возвращается небольшими группками или поодиночке. Но не беспокойтесь, мы всех выловили.
Вдруг таможенник заговорил официальным тоном:
— Да… есть правила на ввоз… Каждое государство взимает пошлину. Эта игрушка обойдется вам недешево. — Он кивнул в сторону фигурки и открыл потрепанную тетрадь. — Роскошь, предметы роскоши, предметы искусства, таможенный сбор… Да, это обойдется дорого, очень дорого. С вас причитается, впрочем, погодите-ка… Скидки, стоимость… — Он процедил сквозь зубы: — Вот, нашел: с вас восемьдесят шесть марок.
Внутри Рюдигера все кипело. «Спокойно, не поддавайся на провокацию, спокойно, помни о знамени», — уговаривал он себя.
— А это? Шелк, художественное изделие. Тоже подпадает под рубрику ввоза предметов роскоши. Дорого, все очень дорого, уважаемый.
В бешенстве схватив расшитую косынку, подарок его жене, и резной сувенир, Рюдигер швырнул их в чугунную печку таможни. И тут же затряс обожженной о печную дверцу рукой.
— Есть ли еще какие-нибудь товары, подлежащие обложению, или валюта? Я спрашиваю только порядка ради, — сказал таможенник деловым тоном. — А за бесчинство на таможне вас придется оштрафовать, господин… Рюдигер, не правда ли, так ведь ваше имя? Вы — последний. Девятнадцать проследовали раньше. Одному господину из Баварии оказали особый прием. Ох, уж эти делегации… Ну, а теперь прошу на личный обыск. Вон туда, господин Рюдигер!
— Захватите господина делегата с собой, Шербаум, — крикнул он одному из своих коллег.
В душном зале было шумно и тесно. Люди спорили, беседовали, приглушенно шептались. Сердце Рюдигера учащенно забилось: знамя!..
Мрачный служащий объявил:
— Личный досмотр. Входите по одному!
Дама, стоявшая за Рюдигером, сцепилась с таможенником, как только открыли ее первый чемодан. Некоторые пассажиры уже получали свои паспорта в окошке паспортного контроля. У Рюдигера мгновенно созрел план. Он встал со своим чемоданчиком в очередь к этому окну. Ему без задержки выдали паспорт. В зале в это время возник очередной скандал. Господин в светлом дорожном пальто отказывался тащить к месту досмотра многочисленные чемоданы, густо облепленные пестрыми наклейками.
— Нигде ни единого носильщика. И это в культурной стране! Где же ваш хваленый немецкий порядок? Я буду жаловаться своему консулу! Где это видано, чтобы придирались к транзитным пассажирам? — бранился он по-немецки с английским акцентом.
Ему вторила его спутница, элегантно одетая дама:
— Такое обращение оскорбительно. Или вы считаете нас преступниками?
Вошедший таможенный начальник поинтересовался причиной спора.
— Извините, пожалуйста. Досадное недоразумение.
Он сам взял два чемодана и понес их на перрон к вагонам второго класса. Еще раз извинившись, он подал багаж господину в светлом пальто.
Рюдигер тоже отнес один большой чемодан.
Дама рассыпалась в благодарностях и приветливо кивнула ему на прощанье. Начальник предложил Рюдигеру сигарету.
— Служащие таможни обязаны обращаться с пассажирами вежливо. В большинстве у нас хорошо вышколенный персонал.
Он приложил руку к козырьку. Наконец поезд тронулся…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Пасторша устроилась в качалке в кабинете мужа. В комнате было тепло и уютно. Пастор сидел за письменным столом, склонив над бумагами увенчанную серебристой сединой голову. Воскресная проповедь не ладилась. Надо с чего-то начать, вот он и позвал жену. Наверняка расскажет что-нибудь.
Она начала с упреков в том, что он недостаточно поддерживает ее деятельность в Женском союзе. Ее попытки спасти союз от развала потерпели неудачу, потому что его членов, вопреки давним традициям, вовлекают в суету текущей политики. Старушки испугались и теперь предпочитают сидеть дома. Недавно жена штейгера Бартеля чуть не заткнула ей рот, когда она высказалась против того, чтобы вместе с Обществом королевы Луизы принять участие в манифестации во время слета членов «Стального шлема» в Зальцмюнде. Как она предвидела, так и случилось. Старушки были не в состоянии идти так далеко и теперь не являются даже в часы назидательных бесед. От них потребовали слишком многого.
Пастору было неприятно, что из-за некоторых женщин, лезущих в политику, он оказался вовлеченным в политические дела города. Он знал, какие мотивы были у многих из этих женщин. До него дошли слухи о некоторых скандальных происшествиях. А в прошлом году во время выборов в рейхстаг он позволил уговорить себя и с церковной кафедры агитировал за немецких националистов. Они всегда были его партией, он примыкал к консерваторам еще до войны. В кругах националистов его проповедь встретили с восторгом. Но она была глупостью. Не надо было поддаваться уговорам старого барона фон Веделя: