— Вы мне угрожаете?
— Наоборот, это вы мне угрожаете!
— Вы неисправимы. Вас и в самом деле следовало бы уволить. Это было бы в интересах производства. — Кегель рассердился. Он хотел поговорить с ним, как человек с человеком, потому что ему заявление Бартеля тоже показалось сомнительным. Но не в таком же тоне! Этот человек своим упрямством усложнил ему задачу. И было обидно, что он сам опять сбился на свой прежний командный тон. Он хотел было смягчить сказанное, но Брозовский прервал его:
— Уволить или нет — это решит Трудовой суд, оберштейгер Кегель.
Брозовский тут же пожалел о сказанном. «К чему иллюзии насчет Трудового суда? — подумал он. — Решать должен весь коллектив, и никто другой. Но слово не воробей…»
И вышел, не простившись.
Уже в прихожей он услышал телефонный звонок, раздавшийся в кабинете Кегеля, но не знал, что звонил шахтный полицейский и что звонок этот решил его судьбу.
Брозовский и сегодня еще не знал об этом. Почти бегом пустился он вверх по улице, лишь бы избавиться от этого кандидата национал-социалистской партии.
Бинерт вытер рукой пот. Шатаясь, как пьяный, он поплелся вслед за Брозовским на шахту. «Опять меня заставили поговорить с ним. Зачем поддался? Ведь заранее знал, чем это кончится. Сволочь проклятая…»
У ворот Брозовского остановили. Товарищи, возвращавшиеся с утренней смены, забросали его вопросами:
— Ты разузнал, в чем дело, Отто?
— В газетах уже есть сообщение об этом?
— Профсоюз обязан был, по крайней мере, поставить нас в известность!
Брозовский ничего не понимал. Шахтеры были чем-то взволнованы. Но чем?
Весь день до обеда он просидел дома с компрессом на запястье. Минна уговаривала его сходить к врачу. Но он отказался. После вчерашнего происшествия оберштейгер, а в особенности Бартель и Верфель сочли бы это уловкой. Нет, он не сдастся. Верфелю он еще скажет пару теплых слов. Ночью Минна встала и сменила ему компресс. Его рассказ о Бартеле, Бинерте и о скандале не произвел на нее особого впечатления.
— Всему виной жадность Ольги. Она дурака Эдуарда просто-напросто продала, сам он ни за что бы до этого не додумался. Деньги, деньги! Как только она слышит о деньгах, так сразу теряет голову, — решительно заявила Минна. — А то, что Бартель хочет воспользоваться случаем и дать тебе пинка, тоже меня ничуть не удивляет.
Брозовский ровно ничего не знал о том, что произошло на шахте. Он попросил объяснить, что случилось.
— Поговаривают о снижении расценок.
— Не слыхал. — Брозовский обвел взглядом товарищей. Толпа перед воротами росла. Вскоре уже сотни людей теснились вокруг него, надеясь узнать, каково положение вещей.
Бинерт проталкивался сквозь толпу с таким чувством, словно его вели сквозь строй. Никто не уступал ему дороги. В проходной охранник звонил по телефону. Брозовскому все еще приходилось отвечать на вопросы и выслушивать предположения. Он посмотрел на часы. Без десяти два. Ему нельзя опаздывать, нельзя давать им новый повод для придирок.
Он поспешил в душевую. Там оставалось лишь несколько человек. Они быстро натянули свои комбинезоны и, понурившись, затопали по лестнице наверх — на погрузочную площадку.
Снижение расценок? Предчувствие беды омрачило все лица.
Брозовский быстро скинул одежду и натянул комбинезон. Несколько откатчиков и тягалей, которые обычно спускались последними, окружили его, требуя объяснений.
Все были накалены до предела. Брозовский встал на скамейку и призвал к спокойствию. Кучка слушателей стала таять. О спокойствии они и слышать не хотели, знать правду — вот что им было нужно.
Брозовский поспешил в табельную, но его номерка на месте не оказалось. Тетцель только мрачно взглянул на него и ничего не сказал. Перед верхней приемной площадкой его остановили двое служащих и шахтный полицейский:
— Вы уволены!
Уволен! Ага! Брозовский мгновенно понял, с чем это связано. Оба служащих и полицейский проводили его до душевой.
— Вы назначены мне в свиту?
— Забирайте сразу все ваше барахло. Сюда вы больше не вернетесь, — раздраженно ответил полицейский.
У Брозовского не было с собой рюкзака, поэтому он свернул свою рабочую одежду в узел и перетянул его поясным ремнем.
Выйдя на шахтный двор, он хотел было сперва зайти в производственный совет. Но полицейский остановил его:
— Вход в здание управления шахты посторонним лицам воспрещен.
Брозовский пропустил его слова мимо ушей и направился прямо к зданию управления. Тогда полицейский преградил ему путь. Один из служащих вызвал подкрепление. У полицейских были в руках резиновые дубинки, и они пригрозили, что пустят их в ход, если он не подчинится.