— «Кипят от возмущения»… Холодное спокойствие куда полезнее для забастовки.
— Спокойствие вообще самое лучшее оружие против провокаций. Вот поэтому-то я и хочу спокойно составить жалобу в Трудовой суд, но никак не могу. Ты меня все время отвлекаешь. Увольнение кандидатов оппозиции в производственный совет незаконно.
Минна подбоченилась. Он не помнил случая, чтобы она говорила с такой издевкой.
— «Незаконно» — не смеши меня! Неужели ты веришь в эту глупость? Или надеешься на чудо? Не будь ты в списке кандидатов, они нашли бы другой повод. Да что там — нашли бы! Он у них уже есть, и твое увольнение ничего общего со списком не имеет. Ты цепляешься за эти параграфы, как утопающий за соломинку. В справке ведь ясно сказано: «Уволен за грубое нарушение производственной дисциплины…» Они уж сообразят, что написать. Главарей вон, и весь сказ, а список тут ни при чем. Они рассчитывают так: когда вожаков нет, стадо повернуть нетрудно.
— Жалоба — это только начало. Дело ведь не во мне одном. На шахте «Вольфс» тоже двоих уволили. — Брозовский взял книгу со стола. — В законе сказано…
— Оставь ты это! Все равно ведь ничего не выйдет. — Она взяла у него книгу и презрительно швырнула на стол.
Брозовский рассердился.
— А у тебя разве есть рецепт на этот случай? — крикнул он.
Она насмешливо улыбнулась, и он вспомнил, что однажды в ее присутствии сам втолковывал Юле Гаммеру и Паулю Дитриху: «Готовых рецептов не бывает!» Ему стало стыдно, и он совсем уже другим тоном сказал:
— Конечно, вряд ли что выйдет, я это знаю и сам. Зато процесс покажет товарищам, в какой стране и как мы живем.
— Да я тебе уже говорила: это давно известно. Спроси-ка угольщиков; кто работает неполную неделю и кладет зубы на полку, тот отлично знает, где и как он живет. Ты просто чудак.
Брозовский понурил голову. Каждое слово жены попадало не в бровь, а в глаз. И все-таки он упрямо возразил:
— От умных речей тоже мало толку. До людей все доходит с трудом. У нас пока еще нет неполной недели, как на угольных шахтах, этот трюк только входит в моду. Найдется достаточно дураков, которые этого потребуют. В том числе среди безработных…
Она яростно перебила его:
— Что с тобой стряслось? Кто этого потребует? Безработные? Ты стал говорить, как бургомистр. Выходит, тогда и бастовать нельзя, потому что безработные…
— Довольно, Минна! — Брозовский был взбешен.
— Нет, не довольно! Подумай сам, что ты говоришь. Неполная неделя! Погоди, я прочту тебе отчет о последнем заседании городского самоуправления. Тогда ты услышишь, что сказал по этому поводу бургомистру депутат Брозовский.
Она достала из-за зеркала номер газеты «Классенкампф» — орган Коммунистической партии Германии. Отчет был помечен красным карандашом.
— «Придумав неполную рабочую неделю, социал-демократическая верхушка совместно с предпринимателями заманила рабочих в сети. Теперь рабочие беззащитны, думают они. Но это ошибка. Правда, заработок при неполной неделе не превышает пособия по безработице. Поэтому, справедливости ради, намечено снизить пособия. Но из этого ничего не выйдет, господин бургомистр!» — читала Минна. — Это ты сам сказал! А теперь послушай, что сказал секретарь вашего профсоюза, которого вы все еще терпите, и тогда до тебя все дойдет. «Кто работает только три дня в неделю, тому легче пережить остаток недели, сознавая, что в оставшиеся дни будут работать его товарищи». Ну, что ты на это скажешь?
Она перевернула страницу.
— А что было, когда безработные в зале подняли шум? Тогда опять выступил депутат Брозовский: «При неполной рабочей неделе предприниматели максимально используют оборудование, у них ничего не простаивает и не ржавеет. А заработная плата вдвое меньше. Они хорошо рассчитали! Кто половину недели отдыхает, тот в оставшиеся три дня вкалывает в полную силу. Добыча не только не падает, но и обходится вдвое дешевле. Горнякам пытаются внушить, что это лучше, чем безработица. Это дьявольский обман!»
Брозовский судорожно глотнул. Она сунула газету за наклонно висящее зеркало и взяла половник.
— Вот так! Но все это не ново. Кто работает у обманщиков, должен знать, что его обманывают. Вы должны разоблачить этот обман, только не жалобами.
— Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Надеюсь, ты тоже! — В ее голосе звучали враждебные нотки. — Если этого не сделаете вы, сделаем мы. Мы, женщины, устроим этим жуликам баню. Сегодня мы покажем городскому самоуправлению! Бургомистр Цонкель не узнает своих послушных овечек. Принеси-ка воды, пора готовить суп. — Она сгребла в кучу его бумаги и поставила на них кастрюлю. Затем принялась разминать половником картошку. Увидев закопченную кастрюлю на белом листе, он тяжело вздохнул и вышел.